Янка Купала

Галереи ожили. Шум, гам, ярость на арене и на галереях. Купала видит лица, безразличные ко всему, что происходит на арене. Их профили строгие, орлиные носы, высокие чистые лбы, волосы кудряшками, как у Аполлона. Но не Аполлоны. Над их лоджиями таблички, золото букв, которые, хотя в Колизее и полумрак, сверкают ярко. Купала читает: Август, Цезарь, Октавиан, Нерон, Антоний...

На арене — рев. И Купала видит — львы, красные, гривастые, разъяренные. Встали на задние лапы один против другого, пасти раскрыты, вот-вот полыхнет из них огонь. Но огонь не полыхает. И Купала удивляется тому, что видит: хвосты — как у львов, гривы — как у львов, а морды... Вот одна со скошенными глазами Луки Ипполитовича, другая... другого Луки — Афанасьевича... Слышно, как кто-то, выбежав на залитую кровью арену, декламирует:

— О tempora, о mores!

А с галерки, с самой верхотуры, другой голос, но очень знакомый. Купала узнал Амброжика. Амброжик кричит изо всей силы:

— Какая умора? Скажи лучше, чего эти-е львы бьются?

— Не чего, а из-за кого, следует спрашивать, — менторски поправляет дядьку Амброжика высокий кучерявый оратор в тунике.

— Так из-за кого, из-за кого? — допытывается Амброжик.

— Из-за него, — отвечает туника, ткнув своим длинным указательным пальцем в грудь Купалы. — За его душу...

В ложах продолжают аплодировать.

Да что же это делается? Не кто иной, а сам он, Купала, — с какого это яруса галереи? — срывается (слишком высунулся за мраморный край балюстрады?), летит (голова закружилась, что ли?), ветер свистит в ушах, а он летит. А на арене под ним все тот же оратор (тоже мне Цицерон нашелся!), голос его все отчетливей и отчетливей:

— Quo vadis?! Камо грядеши?!

Купала кричит ему:

— Не видишь?! Не иду, а лечу!..

И уже не Купала, а Цицерон слышит:

— ...Лечу, чтоб слиться с солнечным лучом!..

— ...Э-гей, к солнцу, э-гей, к звездам!..

— ...Пусть ласковый взор ваш печалью не мглится!..

— ...Придет новый и мудрый историк...

Купала проснулся в холодном поту, разбудив Владиславу Францевну.

— Что с тобой? — встревожилась она.

— Спи, спи, Владочка.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Янки Купалы не стало 28 июня 1942 года. Далеко была в ту фатальную минуту от своего Янки Владислава Францевна. Еще дальше — мать поэта Бенигна Ивановна. Для сына, говорят белорусы, если он в пути, — одна дорога, для ждущей матери — сто, а если это мать поэта, то и вся тысяча. Об этой тысяче, наверно, не могла не думать Бенигна Ивановна в оккупированном Минске, и, должно быть, материнское сердце почувствовало, что одна из них вдруг оборвалась. Почувствовало и пережить этого не смогло: 30 июня 1942 года и сердце матери поэта остановилось — через два дня после смерти поэта.

Хоронили их в один день — 1 июля 1942 года. Речь над Купалой произнес секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Т. С. Горбунов. О славном пути «великого поэта, певца великого свободолюбивого народа», «титана поэтического дарования», классика белорусской литературы, поэта-революционера, одного из любимейших поэтов советских народов, одного из прекраснейших поэтов, который «внес белорусский национальный вклад в сокровищницу 300-миллионного славянства, в сокровищницу общечеловеческой культуры», говорил Тимофей Сазонович Горбунов.

И продолжала разливать зарево по всему небу до самых звезд одна из самых грозных войн, какой до этого не ведал мир. Огненная линия фронтов межой легла между могилами сына и матери.

На похороны Купалы из Печищ в Москву Владислава Францевна поспеть не смогла. Молчун Купала, всю жизнь не любивший писать письма, свое последнее письмо написал Владке и отправил из Москвы 19 июня 1942 года. Последним словом в нем стояло: «...Целую. Твой Янка».

Сегодня прах и сына, и матери, и Владиславы Францевны в одной земле, под одними соснами. На Военном кладбище в Минске виднеются рядом могилы двух великих сынов белорусского народа, двух первых народных поэтов Белоруссии — Янки Купалы и Якуба Коласа. Рядом с надгробием Купалы — могила Владиславы Францевны. Янка же Купала как бы на несколько десятков шагов не дошел в своем возвращении до той, которая породила его на свет, которую он некогда покидал, но к которой всегда возвращался. Теперь же все трое они рядом «видят сны о Беларуси» в лоне матери-земли, которая всех их породила, — в лоне матери-земли Беларуси.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ЯНКИ КУПАЛЫ