Янка Купала

Лесное виленское предместье Зверинец. Тут со своим мужем Степанасом Кайрисом жила Тётка. Возвратиться официально из-за рубежа ей — политической эмигрантке — помогла смена фамилии. «Не совсем это обычная пара была, — вспоминала Меделка. — Говорили, что брак их поначалу был только фиктивным, на манер Софьи Ковалевской». У Меделки даже «сложилось впечатление, что Тётка является скорее квартиранткой, нежели хозяйкой в своем доме. Она занимала отдельную комнату, весьма простенько обставленную. На столе, на полках — множество книг. Принимала она только в этой комнате, сюда приносила нам и угощение, никогда не приглашала в другие комнаты квартиры». И лишь однажды, когда Меделка случайно столкнулась в коридоре с Кайрисом, Тётка их познакомила. Меделке казалось, что «Тётка с мужем жили каждый своей отдельной жизнью, не вмешиваясь в дела друг друга». То же, вполне возможно, могло казаться и Купале, который бывал тут, сидел в этой «весьма простенько обставленной комнате» Тётки и также, вполне возможно, не был ни разу приглашен в другие — загадочные — комнаты дома в лесном виленской предместье Зверинец.

Конечно, часто бывать здесь Купале не приходилось: почти все время забирала у него газета. «...Было работы масса, — вспоминал потом сам Купала. — Штат редакции состоял из меня и Бедули. В наши обязанности входило написать номер, прокорректировать и выпустить в свет. Конечно, материалы поступали и со стороны. Вспомнить все эпизоды за время моей работы в «Нашей

ниве» я не в силах по той простой причине, что это заняло бы целый том воспоминаний». В большинстве своем невеселых, добавим мы. Но мы ведь обещали написать про улыбку Купалы — редактора «Нашей нивы». Целого тома улыбок, понятное дело, не будет, но давайте зайдем в редакцию «Нашей нивы» вместе с Констанцией Буйло. Она видит: «В редакции за столом сидит Купала и просматривает рукописи. Бедуля (невысокого роста, с огненно-рыжим столбом кучерявых волос на голове, с глазами большими, смешливыми — заметно навыкате и пухлыми добродушными губами) читает отрывок из своих импрессий. «Не беги за голубым цветком, растущим на трясине...» — волнуясь, декламирует Змитрок. Я — само внимание. Красивые грустные образы, исключительно поэтический язык, мастерская читка Бедули взволновали меня до слез. Я горячо жму ему руку и восторженно спрашиваю: «Слушай, Змитрок, что ты чувствовал, когда писал эти прекрасные этюды?» Но чуткая душа Бедули уже спрятала свои рожки в скорлупку, и он игриво отвечает: «А у меня тогда живот болел!» Это ошеломляет меня. Янка смеется — от всего сердца...» Вот вам и первая улыбка Купалы, обещанная нами! Смеется Купала над Буйлянкой, а Бедуля тут же садится писать ей посвящение на титульном листе своих «Этюдов». Молодой Бедуля молодой Буйлянке при молодом Купале, известно же, подписывал книгу шутливо, в духе той притчи, которую, вспоминая посещение «Нашей нивы», тоже сохранила для нас К. Буйло.

Бедуля тогда фантазировал: «Задумал бог создать белорусских писателей Буйло и Бедулю. Взял он горстку земли, немножко крови звериной, пасменку солнечных лучей и часть своего великого духа. Однако, ослабев умом от старости, бог не смешал всей этой субстанции, и создал Буйло только из лучей солнца и своего великого духа, а Бедулю — только из земли и крови звериной. Поглядел бог на сии игрушки и почухал потылицу. «То густо, то пусто», — бормотал он, недовольный, и не знал, что делать. Он со злостью толкнул Буйло. Та, будучи очень легкой, отлетела в сторону, замахала руками и замолола языком. Такова она и по сей день. Толкнул бог и Бедулю, да так, что у того аж глаза полезли на лоб и от обиды губы надулись. Таким он и остался навсегда. Позвал тогда бог ангелов на совет: «Что делать с этими неудачными созданиями?» — «Нужно их поженить, — советовали ангелы, — тогда все перемешается и хорошо будет...» Улыбался Купала, слушая это. Они, Купала и Бедуля, — солидные сотрудники солидной газеты, и они ж, Купала и Бедуля, — оба неженатые хлопцы, могли вот так озорно шутить — особенно перед молоденькими красивыми девчатами...

3 июня 1914 года вышел третий номер «Нашей нивы», подписанный Янкой Купалой как редактором-издателем. Номер вызвал весьма резкую реакцию противников. Официальный «Виленский вестник» заявил, что при новом редакторе газета взяла «новый курс». В черносотенной же «Северо-Западной жизни» ее редактор Солоневич дошел даже до брани. Он писал буквально вот что: «Читая эту галиматью, никак не разберешься, о чем, собственно, речь, каких новых богов выдумал «редактар-выдавец И. Луцэвіч»... Что вы скажете на это, читатель? Разве не просится на уста ваши нецензурное ругательство?» Таковы уж были нравы черносотенной вольницы, что она, будучи не в силах взять логикой, переходила обычно на ругань!