Янка Купала

Купала и в самом деле был не прочь возглавить «Нашу ниву». Сегодня трудно раскрыть все те причины, по которым братья Лапкевичи пошли на это, но так или иначе с 7 апреля 1914 года Купала значился уже редактором «Нашей нивы», Александр Власов — издателем, а с 18 мая 1914 года Купала вообще редактор-издатель «Нашей нивы». Авторитет Купалы работал на Купалу. Может, Лапкевичи и не хотели отдавать «Нашу ниву» в руки поэта, но все к тому шло. Братья, правда, не сомневались, что газета будет и их трибуной, ибо хозяевами ее оставались они, оплачивали расходы по ее изданию они. Да и с кем же Купале делать газету, как не с ними: Антон Лапкевич и Ласовский были опытными журналистами и понимали это.

Изменить сразу же, резко направление «Нашей нивы», ее пафос поэт, понятно, не мог. Идея же, приведшая его в газету, была далека от меркантильных расчетов или других корыстных побуждений. .Она проистекала из стремления очистить «Нашу ниву» от всего наносного, спекулятивного. Иначе, как бескорыстным и честным, поэт и не представлял себе служение великому делу национального возрождения.

Антону Лапкевичу была, конечно, известна общественная позиция Купалы, и он дипломатично-тонко, адресуясь вроде к мужику-читателю, во втором же номере, подписанном Купалой как редактором, обращался, по сути, к самому Купале, призывая его быть «шире» тех убеждений, которых он придерживается. Статья называлась «Путеводная идея». Антон Лапкевич в ней писал: «В программе нашего национального возрождения национальное освобождение белорусов с самого начала совпадало с освобождением социально-экономическим». Правильно! Совпадало! И прежде всего благодаря Купале, его первому сборнику «Жалейка»! Потому и на самом деле «белорусское движение сразу же стало движением демократическим», и — можно сказать словами Антона Лапкевича — «оно охватывало всю жизнь трудового белорусского народа — во всех ее проявлениях». «Всю жизнь» пан Антоний давал курсивом, и в том был свой особый смысл: «вся жизнь» — это, по его логике, все, кто работал на ниве народной: «то ли занимался просвещением, то ли расширял политическое и национальное сознание, то ли издавал книги и газеты, то ли стихи писал, то ли, наконец, учил братьев своих, как лучше вести хозяйство, как общим трудом противостоять всяческим ежедневным бедам. Все они знали, — заключал пан Антоний, — что работают ради одного, равно для всех дорогого и великого дела — ради всестороннего возрождения своего народа». Все аспекты «нашенивской» работы — от общественно-культурной до культурно-хозяйственной — охватывала возрожденческая формула Антона Лапкевича и, главное, все... уравнивала. И в этом была как раз тенденция: уравнять свою работу — организационно-политическую — с работой тех, кто «стихи писал». Даже не уравнять: деятельность в сфере просвещения он ставил на первое место, расширение же политического и национального сознания — на второе (неудобно ведь вылезать со своей работой вперед — не по-интеллигентски!). А кто же это, кто «стихи писал»? Известно, ты, Купала, и вон твое место — четвертое, пятое!.. А! Не суй носа не в свое просо, знай, кто тут первый!..

«Нажимать» на Купалу-редактора Антон Лапкевич не переставал и в дальнейшем. Уже спустя неделю, опять же обращаясь вроде бы ко всему народу, а на самом деле имея в виду прежде всего Купалу, пан Антоний Лапкевич поместил в «Нашей ниве» передовую статью «Важные дела», где писал, что «нужно, чтобы народ внимательно прислушивался к политической жизни России, чтоб хорошо разобрался, кто идет вместе с ним, кто — против него». Антон Лапкевич ставил «политическую

жизнь, организованную жизнь огромной громады людской». Купала настороженно относился к политиканству, как он сам потом сказал, старался не вмешиваться в политику. Но в Вильно 1914 года чурание политики вообще, недооценка ее Купалой тогда же во многом обусловили и одну из глубочайших драм поэта, которую в конце 1914-го — начале 1915-го ему пришлось пережить.