Янтарная сакма

Ехали долго, половину дня. Дорога шла по красивым местам. С правой руки круто вверх поднимались высоченные горы Тань-Шань, а по левую руку до горизонта виднелись одни пески пустыни Такла-Макан.

Доехали наконец до того места, где в пески вдавался каменный язык, через который прямо в пустыню шумно скатывалась широкая река. Там, где река текла через пески, росли деревья, виднелись красивые маленькие домики посреди садов. Между грядками с весенней зеленью ходили чудно разукрашенные птицы и во всё горло орали «кукареку!».

— Ну, просто рай, и всё тут! — сказал Проня.

— Тут и был тот рай, про который тебе церковный батюшка читал библейские сказки, — буркнул Бео Гург. — На месте этих песков в далёкие от нас времена была та библейская страна счастья.

— Ну, теперь вместо попа ты мне давай рассказывай сказки! — хохотнул Проня.

— Это в Библии одни сказки, а я всегда говорю правду.

Проня опять хохотнул и тут же оборвал смех. По хорошо выбитой в камнях тропинке, где каждая ступенька была отполирована не за один век, мимо них прошла вереница старых женщин, закутанных по глаза в шерстяные покрывала. Женщины несли на руках крепко спелёнатых детей. Тропинка та, Проня заметил сразу, спускалась с неимоверной высоты, с почти отвесной скалы.

— Там наверху Тибет, — хмуро сообщил Бео Гург. — «Страна живого размножающегося мяса». В смысле — людей. Вот видишь, несут тех размноженных. Несут крестьянам вымоленных ими детей.

— Сюда, сюда! Идите сюда! — звал русских купцов особый посланник уйгурского князя.

Пришлось поворачивать коней не ко дворцу, а мимо него, к тому месту, где замерла кучка людей в богатых одеждах.

Подъехали. Покинули сёдла. К русским тотчас запросто подошёл высокий уйгур, на волосах которого сиял золотой обруч с непонятным шишаком надо лбом.

— Князь, князь! — зашептали остальные.

— На колени, что ли, падать? — разозлился Проня. Сегодня с утра его прямо раскаляло бешенство.

— Кланяйся в пояс, ниже не надо, — подсказал Бео Гург и первым отдал поклон уйгурскому князю.

— Да, не надо ниже! — Уйгур хорошо говорил на тюркском языке, целиком вворачивая арабские присказки и поговорки. — Приветствую гостей из далёкой для нас Московии!

— И мы рады встрече с тобой, великий князь, на благодатной и богатой твоей земле! — ответно поклонился Бео Гург.

У нас мало времени, гости. Сегодня утром мои крестьяне по моему приказу равняли землю здесь. Тут был небольшой холм, он мешал мне красиво посадить апельсиновые деревья. Вот что нашли под тем холмом. Гляньте сюда, может, вы скажете, чьей крови был этот человек?

Из обложенной толстыми камнями могилы крестьяне князя уже вынули на поверхность гранитную домовину, тёсаную к днищу на скос. Бусыга зашмыгал носом. Проня сказал, сам себе удивляясь:

— Гроб!

По знаку князя крышку с домовины сняли. Там лежал в полной сохранности тела высокий мужчина с русыми волосами на голове и в бороде. Тлению подверглись только пальцы рук. Они, видать, касались крышки домовины, а ткань рубахи, штанов и кожа сапог не испытала влияния всепожирающего времени. С правого бока мужчины лежал длинный меч в кожаных ножнах, а на груди, под правой рукой — короткий кинжал с золотой рукоятью.

— Хэх! — не выдержал Проня. — Так это же наш, русский! Совсем как Венька Буряга, ушкуйник хренов! — за что заработал от Бусыги крепкую затрещину.

Князь неожиданно погрозил Бусыге плёткой, и тот немедля поклонился ему.

— Вот отчего я вас побеспокоил, гости, — сказал князь уйгур, давая знак, чтобы крышку домовины надвинули. — Когда мне доложили, что к моему городу едут высокие светловолосые люди, я решил подождать с упокоением этого воина. Если это ваш человек, то я должен спросить разрешения у вас — каким обычаем мне хоронить его прах? Или совсем не трогать?

— Пусть ещё раз уберут крышку, — попросил Бео Гург. — Я заметил на пальце его правой руки кольцо, знак власти и силы.

Люди князя шарахнулись в стороны. Проня поплевал на ладони и кивнул Бусыге. Они вдвоём запросто подняли хорошо тёсанную гранитную крышку и держали её на весу, пока Бео Гург снимал с указательного пальца упокоенного человека перстень непонятной работы.

— Накрывайте! — скомандовал Бео Гург.

Проня и Бусыга надвинули крышку.

— Грабить я не позволю! — зло заорал уйгурский князь.

Бео Гург отмахнулся от того крика, хорошо протёр белый тяжёлый металл перстня, и в центре его, там, где перстень расширялся, все увидели красный круг, весело блеснувший на солнце.

— Ио То! — радостно возгласил Бео Гург. — Красное золото. Красное золото на белом полотне! Сие есть знамя и полный кастовый знак народа Ниппон![119]

— Серебро уж больно тусклое, некачественное серебро на перстне, — не выдержал и сказал Проня.