Янтарная сакма

Предводитель мергенов, Торкей Кан, под это пиршество да под десять серебряных рублей нарядил в защиту каравана сорок своих метких охотников, молодых, бессемейных. Каждый ехал на крепком монгольском коне да вёл в поводу по две вьючных лошади. За старшего в том охранном отряде был назначен весёлый парень, с трудным для русского уха именем — Ойял Тогой Тайхой.

— Будешь у нас Тихоном! — решил Бео Гург.

— Буду, буду! — засмеялся Тихон.

Он за эти три недели ловко научился главным словам русского языка. А однажды так вытянул чёрной руганью Проню, что тот немедля намочил голову в ледяном горном ручье. Да и было за что, ведь Проня пнул непослушного молодого верблюда. «Молодых верблюдов пинать нельзя, людей пугаться станут», — такой смысл был в бешеной ругани Тихона.

Караван из полусотни верблюдов вытянулся на широком тележном пути от уйгурского города Учтурфан на город Каши — святой и таинственный древний город, неизвестно кем основанный, но славящийся своим гостеприимством. Вдруг на первой же стоянке каравана Караван-баши упал с верблюда.

— Ты ушибся, ушибся? — подбежал к нему Проня.

Глаза Караван-баши больше не слушались хозяина и закатывались.

— Он не ушибся, — мрачно сказал подошедший Бео Гург. — Его жизнь ушибла. Подсказала ему жизнь, что старик слишком долго глядит на белый свет. И пора бы посмотреть в полную темноту. Эй, воины! Остановка от солнца до солнца!

Караван рассупонили, верблюдов и лошадей отправили пастись. Над Караван-баши натянули войлочную палатку. Старик дышал часто-часто, уже не принимая ни воды, ни чачи...

Старый уйгур шёл по дороге, увидел за поворотом большой караван, разворачивающийся в табор. По раскинутому чёрному пологу он понял, что здесь беда и поспешил подойти.

— Я киркой тебе за день выбью яму в свой рост! — горячился Проня. — Потом уложим туда старика, потом помолимся, и яму я укрою так, что ни один китаец не найдёт.

Бео Гург отрицательно качал головой. Поднял сухое, разом постаревшее лицо к Проне:

— Старик иной веры. А я не знаю обряда, каким отправляют таких людей перед лицо ихнего Бога. Понимаешь?

Старый уйгур подошёл к чёрному пологу, проговорил приветствие.

— Тихон-мерген, — позвал Бео Гург весёлого охотника.

Старый уйгур и Тихон-мерген говорили недолго. Тихон потоптался, потоптался, но всё же сказал:

— Вы, ребята, шли бы отсель, — за ним закрепился явно Пронин, псковский нагловатый выговор. — Старик пока тут посидит, он у мёртвых сидеть умеет.

Когда отходили от чёрного полога, Тихон-мерген шепнул Бео Гургу:

— Он посидит и нам на время Караван-баши возвернёт. Чтобы тот свою последнюю волю высказал и объяснил, как его упокоить. Вот так.

У Книжника волосы зашевелились на голове. Уйгурский старик знал тайну древней тибетской магии! Он умел открывать уста мёртвых или едва живых! Не зря шли через Китай в Индию!

* * *

Наконец народились две кобылочки и один кобылёночек. Огромные русские лошади облизывали приплод, торжествующе поводя по сторонам тёмными глазами. Тихон-мерген тотчас поставил десяток своих воинов охранять место счастливого материнства. Его воины тоже отчего-то радовались, будто это их кобылы ожеребились.

Проня, от самой Москвы не терявший въедливой подозрительности, спросил Тихона нагло и прямо:

— Вам-то какая от наших коней радость?

— Дурак ты, Проня, — ответил русскими словами Тихон-мерген, и правильно ответил, как Проня и учил его. — Большой дурак! На этой нашей земле если и травинка вырастет, надо радоваться...

— Комар уродится на вашей земле, да тебе же в глаз и вопьётся, тоже надо радоваться? — взбесился Проня на «дурака».

— Я тебе сказал про всю Землю, Проня. Она большая, и не наша или ваша, а просто Земля. Иди, тебе машет Золотой Волк.

* * *

И Бусыга, и Проня, и Бео Гург слушали то, что чисто и внятно, при широко открытых, но ничего не видящих глазах говорил Караван-баши. Говорил ровным, тихим голосом, так, как никогда не говорил. Проня перекрестился. Ему показалось, что слова изо рта умирающего начальника каравана выходят сами, минуя язык:

— ...меня нельзя закапывать в землю. Меня нельзя бросать в воду. Меня нельзя бросать посреди Пути, на добычу зверям и червям... — Караван-баши замолк.

Старый уйгур тотчас обмакнул птичье перо в каменный пузырёк, что висел у него на поясе, и тем пером провёл по губам Караван-баши. Раздался голос:

— ...меня надо принести туда, где есть Дахма[118]. Положить меня под стену Дахмы и уходить.

Старый уйгур забеспокоился, не стал использовать птичье перо, а просто влил в сухой рот начальника каравана несколько капель тайного настоя. Караван-баши вдруг открыл глаза. Большие, бешеные, нездешние. И голос его пошёл наружу тоже злой, не его голос:

— Я начальник каравана говорю вам. Когда пойдёте из Индии назад, не ходите старым путём, каким идёте сейчас. У старой крепости поворачивайте на восток, ищите древний Путь паломников, по которому из Китая давно ходили в Тибет... Но идите по нему не в Тибет, а в Китай...

— Зачем нам идти вглубь Китая? — перебил умирающего Бео Гург.

А тот и не слышал вопроса. Голос его звенел. Казалось, вот-вот порвётся тот голос: