Янтарная сакма

— Князь Иван московский идёт на Вагу с тремя тысячами передового полка, с пищалями и пушками! В полном круге татарского конвоя в пять тысяч сабель! Данияровского конвоя! А подать гонцу чашу с водкой!

С воем и грохотом повыскакивали из-за стола, окружили гонца и Марфу. Орали в голос. А чего орать? Чего толпу собирать, когда столы ломятся, можно налить и крякнуть? Ванька Коробов и сосед его, Клёпа, тут же налили и стали пить.

— От Ваги, если на нас повернут московские полки, сколько дней им идти? — спросил Клёпа купца Ваньку Коробова.

— Две недели неспешного хода. Без обозов.

— Две недели? Ладно, успеем...

Чего он, Клёпа, успеет, купец не сказал. И так ясно. У него в литовщине вся родня. Он успеет туда за две недели, точно.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Река называлась у арабов «Лонг Дон» — длинная река. И городок стоял на ней там, где пристань на острове. Местные жители все, как один, имели рыжие бороды и здоровенные кулаки. Тот городок местные люди называли «Лондон». А реку — Темза, «Серебряное создание». Мол, реку им создал Всевышний Бог.

Арабы, лучше всех в мире понимающие про Бога, только смеялись. Ведь это арабы создали «Серебрянную реку», привозя сюда своё серебро!

Арабы плавали на больших чёрных кораблях именем «гурабу», что означало «ворон». Чёрный цвет те корабли имели от обилия смолы, защищающей борта от протечки воды. Англы сего не ведали и тех кораблей шибко боялись. А ещё боялись того, что кроме парусов те корабли двигали вёсла. А вёсла двигали рабы. Вот почему арабские «лукар» — купцы — могли бывать на острове англов хоть зимой, хоть летом. Хоть при ветре, хоть без ветра.

Англы, конечно, радовались, когда в их «порт на Темзе» входил огромный гурабу. Арабы покупали здесь олово и за этот лёгкий белый металл платили тоже белым, но тяжёлым металлом — серебром. Правда, иногда смуглые и бородатые муаллимы, капитаны гурабу, здорово грешили. У них часто помирали рабы на вёслах, так они утаскивали с острова зазевавшихся рыжебородых, чтобы украденные англы гребли. Пятеро — одним веслом, до скончания живота своего.

Однажды муаллим[49] Хаджадж ибн Фарис, когда на гурабу погрузили почти всё олово, готовое к вывозу, вдруг выхватил из-за широкого пояса сверкающий аль хинд, стальной меч, и одним махом снёс головы двум английским грузчикам. Ступил правой ногой в кровь зазевавшихся бедняг и сказал:

— Начальника вашего порта желаю видеть!

Англы, тут же разбежались по тёмным углам пристани, но вытолкали на пристань того олдермена[50], что считал слитки олова, и более тщательно — арабские серебряные монеты. Олдермен перекрестился, но на палубу к арабам взошёл.

Тем же мечом арабский капитан небрежно и тоже махом рассёк пополам три длинных оловянных слитка. Поднял две половинки посеченного олова и поднёс прямо к лицу олдермена:

— Это что я вижу, вор?

Олдермен, к ужасу своему, тоже увидел, что оловянный слиток просто забит крупным песком и мелкими камнями. Так островные хозяева плавильных печей увеличивали вес оловянных слитков, но безбожно портили олово, ради которого арабы плавали в такую даль по коварному океану.

Понимая, что после такого случая головы уже не сносить, олдермен всё же попытался спасти себя праведным доносом.

— А вот русские, — прохрипел олдермен, — скупили у данов на море Баалтик весь янтарь! Весь! И повезут его мимо вас в Индию! По земле! Это мне сообщили родные, что приехали ко мне погостить из земли Дания!

— Ладно, — сказал муаллим. — Грузи остальное олово.

Забегали грузчики, тела казнённых столкнули в воду Темзы, кровь на палубе срочно замыли.

Когда гурабу осел в воде до красной черты на корпусе, муаллим крикнул про немедленный отход в море, потом разрубил своим мечом причальный канат. Корабль пошёл на середину реки.

— А деньги за олово где? — рявкнул вслед кораблю перепуганный олдермен, стоя на краю пристани.

— На! — на пирс полетела стёртая медная монета.

Олдермен монету подобрал и направился сразу к королю этой части острова, чтобы тот урезонил вороватых плавщиков олова. Иначе в следующий раз в порт на Темзе могут войти сто огромных гурабу и на них будут пушки!

* * *

Великий султан Великолепной Порты Махмуд Белобородый, что в этот неурочный час принимал арабских купцов, извертелся на широком троне.

Арабы из страны Аравия — почти родные братья султана, только настоящие арабы. В чистую кровь. И приплыли они в Константинополь на трёх кораблях — мусаттах[51]. Каждый такой корабль имел в длину двести шагов да в ширину сорок, а под его палубами прятались кроме матросов двести воинов. Сопровождали три мусаттаха восемь кораблей бариджа, малых парусных, лёгких и быстрых, как волки пустыни. Они очень нравились прибрежным левантийским разбойникам и те разбойники на бариджах грабили всё побережье Срединного моря. И оттоманские селенья тоже грабили, и многажды...

— Я тебя просил, брат, — резко выговаривал великому султану Эль Му Аль Лим, самый большой начальник военного флота арабов. — Я тебя просил приглядеть, чтобы русские не торговали в наших местах!

— Я гляжу! — радостно ответил великий султан.