— Вот хорошо, — встрепенулся штурман и продолжал: — Оно состоит из девятнадцати бус. И все они — разные: какие-то знаки на них. Вроде иероглифов. Я полагал, что вещь старинная. Потому и купил у кока.
Сомову был явно неприятен этот человек, использовавший неопытность товарища. Хотелось пристыдить моряка. Но, преодолев в себе это желание, разведчик спросил:
— А как попало ожерелье к Рогову?
— Так он об этом на корабле всем рассказывал: купил, говорит, у китайца в лавочке.
— У китайца, значит, — медленно проговорил Сомов.
А про себя подумал: «Сведения, сообщенные по радио капитаном „Амура“, подтверждаются. Значит, похищенное у Костюка ожерелье — вещь необычная. Кто знает, что кроется за всей этой историей?»
Профессиональное чутье говорило Сомову, что дело это бросать нельзя. Уж слишком большой интерес был проявлен в далеком Сингапуре к покупке советского моряка.
Ожерелье нужно разыскать во что бы то ни стало.
16
Женька Шарманщик был разочарован своей добычей. Пускаясь в рискованное предприятие, он рассчитывал извлечь из чужого кармана деньги.
Недавно выпущенный из тюрьмы, Женька вот уже третий месяц перебивался с хлеба на воду, пользуясь добровольными подачками приятелей.
Но такая жизнь была ему не по вкусу. Женька окончательно решил стать порядочным человеком.
Люди вокруг трудились, не покладая рук. Тунеядцам и бездельникам среди них не было места. Кроме того, Женьке, человеку самолюбивому, надоело быть отщепенцем.
Судьба его сложилась неудачно. Оставшись после войны сиротой, он попал в дурную среду, бросил учение, и, предоставленный самому себе, вступил на скользкий путь.
За свою короткую двадцатипятилетнюю жизнь Женька имел три судимости, и был зарегистрирован как мелкий вор.
Отбывая наказание в последний раз, он решил покончить с прошлым. И если бы не крайняя нужда, он вряд ли причинил огорчение штурману Костюку.
Но как бы то ни было, а из ожерелья следовало извлечь пользу.
Конечно, нужно немедленно продать его. Но кому?
В комиссионный магазин нести опасно. Там обязательно потребуют паспорт и спросят адрес. А то и другое у Женьки отсутствовало.
Дни он проводил, шатаясь по улицам и бульварам, а на ночь устраивался у кого-нибудь из знакомых.
Оставалось сбыть ожерелье с рук. Но и это в его положении довольно рискованно.
Учитывая потертую внешность Женьки, любой прохожий мог поинтересоваться, каким образом ювелирное изделие попало к нему.
Наконец, Женьку осенила идея: а что, если предложить ожерелье кому-нибудь из артистов?
Это был испытанный путь. Друзья не раз говорили, что артисты — народ с деньгами и к тому же падкий на заморские вещи. Понятно, и тут следует действовать осмотрительно.
Вечером Женька Шарманщик подошел к цирку.
Разноцветные огни реклам озаряли толпу у входа, отражались в блестящих кузовах автомашин, дрожали в лужах на асфальте.
Женька обогнул круглое здание, вышел в пустынный переулок, и очутился у служебного входа.
Два матовых фонаря освещали узкую дверь. То и дело она отворялась, пропуская мужчин в спортивных костюмах и женщин с небольшими чемоданами в руках.
Женька видел, что никто из них не мог быть настоящим покупателем.
Представление начиналось в восемь. Стрелки электрических часов показывали без четверти... В Женькином распоряжении оставалось пятнадцать минут.
Без десяти восемь у служебного входа остановилась серая победа. Элегантная, хорошо одетая дама вышла из машины.
«То что надо», — решил Женька.
И как только машина отъехала, он выступил из темноты.
— Одну минуточку, гражданка...
Женщина, держась за ручку двери, обернулась:
— Что вам?
— Дело есть, гражданка. Купите вещицу?
Артистка бросила взгляд на ожерелье, которое протянул ей Женька.
Освещенное электричеством, ожерелье блеснуло золотом.
— Сколько вы просите за него?
— Сто рублей, гражданка. Можно сказать — задаром отдаю.
Матовое, несколько удлиненное лицо женщины приняло сосредоточенное выражение.
Вступать в сделку с подозрительным субъектом ей не хотелось. Но и очень заманчиво выглядела эта вещица.
— Хорошо, — сказала она, раскрывая сумочку.
И тут Женька увидел на безымянном пальце ее руки серебряное кольцо.
17
Обещание свое Савичев сдержал. За столиком ресторана, в дружеской беседе, он попросил директора фабрики:
— Есть у меня знакомая одна, Прохор Васильевич. Нельзя ли ее к нам, машинисткой?
Директор, тучный, с обрюзгшим лицом человек похотливо усмехнулся:
— У тебя, брат, губа не дура. Под рукой хочешь иметь, а?
Савичев потупил взор.
Директор захохотал:
— Ну ладно, ладно. Понимаю. Скажи своей приятельнице, пусть приходит. Сделаю.
Савичев просиял. Наполнив стопки, воскликнул:
— Душевный вы человек, Прохор Васильевич. Ваше здоровье!
Они чокнулись.
И вот Ольга Владимировна Лохова заняла место за столиком машинистки на фабрике фруктовых вод.
На сослуживцев она произвела хорошее впечатление. Общительна, приветлива со всеми.
О своем прошлом Лохова рассказывала охотно. Муж ее, лейтенант пехоты, погиб под Курском. После этого Ольга Владимировна работала в полевом госпитале.