Янтарное побережье

Он снял трубку, набрал номер.

— Говорит Славинский, из редакции «Слова», — медленно и, как ему казалось, с достоинством произнес он. — Можно начальника на два слова?.. Спасибо… Эдвард? Привет, это Петр. Обнимаю, дружище… Слушай, я по поводу велосипеда… Не смейся, не смейся. Один твой подчиненный из-за этого страдает. Чувствует себя обойденным, начнет еще, чего доброго, терять письма… Простые. Даже заказные… Втулка сносилась, светоотражатель выкрутили… Генрик Влодарчик из двадцать второго почтового отделения… Не знаешь? Мой почтальон, да, да… Ну, выпил немного, но не пьян ведь… Что ты говоришь? В самом деле? Настоящее «Пльзеньское»? Ну, ясно! Ясно! Хе-хе-хе… И что еще? Ну, видишь! Не знаю, как тебя благодарить… Конечно! Жду! Привет! Он положил трубку, закурил сигарету.

— Галина! Надень какое-нибудь платье понарядней, причешись, подкрасься! Сейчас придет Эдек.

— Какой Эдек? — спросила, не скрывая удивления, жена.

— Начальник Управления связи Ходура. Ты с ним знакома, мы были раз где-то на рождество в одной компании.

Галина не могла вспомнить, кто такой Эдек.

— Он получил сегодня дюжину «Пльзеньского», не знает, с кем распить. Заодно посмотрит велосипед пана Генека, убедится, что я не шучу. Да, знаешь, что еще? Он обещает установить у нас в квартире телекс. Здорово, правда?

— Здорово, — сказала жена и пошла надевать платье понарядней.

Перевод Р. Белло.

Точка зрения

В субботу разозлился я как дьявол, потому что уже без четверти час, переодеваться пора, а тут зовет меня мастер и говорит, что надо, мол, остаться, поскольку срочная работа есть. «Работа, — говорю, — всегда есть, а у меня нынче билет на бокс. Олека оставьте или Юзека, я и так прошлую субботу оставался, а две недели назад в воскресенье весь день корячился».

Мастер разоряться начал, а я как не слышу, потому что меня криком не возьмешь. Сполоснул руки в керосине, обтер концами и шагом марш в умывалку. Он за мной бежит и кричит, что, если не нравится, могу, мол, с понедельника другую работу искать. У меня от злости даже в глазах потемнело, слыханное ли дело, пять лет я у него горбатился, и вот из-за одной сверхурочной валяй на улицу. Ну и отвечаю, что быть посему, что даже не с понедельника, а с завтрашнего дня, поскольку Кравчик с Мелецкой давно уговаривал меня к нему перейти, а такая работенка всюду найдется, даже получше имеется.

Притормозил он, притих, придержал меня за локоть, папиросой угостил.

— Не дури, Леон, — говорит. — «Бьюик» один поправить надо. Ты или не ты у меня по подвеске король? Надо тяги рихтануть, поскольку клиент маленько стукнул машину. С тобой Метек останется бампер править. Кинь глаз на тормоза, поскольку подтекают, и баранка заедает, так что тоже глянь. Вон машина на площадке, ты только полюбуйся.

Если со мной по-доброму, я всегда пожалуйста, так что вышли мы на площадку. Оно и к лучшему, что сва́риться кончили, поскольку Кравчик с Мелецкой — прохиндей почище моего мастера, а уж если по правде, вовсе он не уговаривал меня место менять. Вышли за ворота — стоит тачка. Низкая, черная, стекла широченные, лак такой, что залюбуешься. Не тачка — картина, и чуть худо мне не стало, когда смотрю, а передний бампер слева вдавлен почти на самый скат. Пижона, который такие машины бьет, я бы месяц на одних сухарях держал. Хорошо еще, он чудом фару не побил, о таких фарах у нас и не мечтали.

— «Бьюик»-восьмерка восемьдесят второго года, — говорю, поскольку «Мотор» каждую неделю от доски до доски читаю и в иностранных марках разбираюсь.

Мастер кивнул, гляжу — бампер трогает, будто перелом на собственной руке ищет. Прохиндей прохиндеем, но машины любит и разбирается в них получше многих.

— Чья? — спрашиваю.

— Музыканта одного. Шибовича. Нынче у него концерт в филармонии. Завтра ему в Варшаву, так что надо сделать.

— Где он ее сыскал?

— Он в Швеции живет, хотя вроде и поляк. Всемирно известный. Прибыл на месяц на конкурс.

— Ишь! — говорю и соображаю, что надо остаться. Не трогает меня, чья машина и что клиенту завтра гнать, но при такой игрушке и попотеть приятно и вдобавок кой-чему учишься. «Ладно, останусь», — говорю. Мастер поставил машину на яму, дал Метеку и мне чистые комбинезоны, чтобы мы обивку не попачкали, выдал английский комплект ключей, что редко из шкафа достает, и отсчитал по двести на брата авансом. И смылся.

Осмотрел я машину снизу. Левая тяга маленько погнута. Со стабилизатором хуже, поскольку задет, но тоже поправимо. Но днище грязью заросло. Метек пару раз тюкнул — мне все глаза запорошило. «Иди сюда, — говорю. — Помоги снять, потом я к верстаку стану, а ты лупи сколько влезет».

Спустился он в яму, взялись мы за рулевую трапецию. Снял я первый шаровой палец, а головка сухая и до того стерта, что не шаром, а яйцом каким-то. Как показал Метеку, так он за голову схватился. Пошли мы к свету, посмотрели палец — только переглянулись. Метек — кузовщик, не автослесарь, однако даже ему тошно смотреть.

— Клиент с годик не смазывал, — говорит.

— Год, не год, а месяцев восемь уж точно.