Януш Корчак. Жизнь до легенды

А нам пришла пора рассказать, что за жизнь была у Корчака на войне, во время которой создавались великие книги о любви и уважении к детям.

Глава семнадцатая. Эх, дороги…

1

Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей:
Может, крылья сложишь
Посреди степей… —

пели мои родители — оба, прошедшие войну, папа на фронте, мама в тылу — замечательную песню Льва Ошанина и Анатолия Новикова.

Песня о другой войне, не о той, на которой сражался наш герой. Но, мне кажется, произведение это настолько поразительное, что, в сущности, рассказывает о любой войне. Во всяком случае, дороги — наверное, главное слово для фронтовика, в том числе и для Корчака.

Надо заметить, что Януш Корчак пишет о Первой мировой войне крайне скупо. Он — абсолютно мирный человек. Война ему противна настолько, что он предпочитает о ней особо не вспоминать. Ни обобщений, ни выводов не делать.

На фронте наш герой сделал карьеру (если, конечно, ловко употреблять здесь такие слова): ушел лейтенантом, стал капитаном.

Понятно, что военная карьера Корчака абсолютно не радовала, но как минимум свидетельствовала о том, что дело свое военно-медицинское он делал хорошо.

Корчак служил младшим ординатором дивизионного лазарета в армии Самсонова.

Младший ординатор лазарета — это не фронтовой врач, уносящий раненных под огнем врага с поля боя. Это доктор, который видит результаты войны: разоренные деревни и города; плачущих детей; истекающих кровью солдат — красивых молодых парней, которые становились никому не нужными инвалидами.

В одной из деревень Корчак заметил слепого еврейского старика, который ходил по пепелищу и искал свой дом. Дом сгорел, но старик этого не видел и, перемешивая ногами золу, шагал в поисках сгоревшего дома.

Картинка врезалась в память навсегда.

Война сделала характер Корчака еще более мизантропичным. Он все больше убеждался в том, что от мира взрослых ничего хорошего ожидать нельзя.

«Мне бы с камешками поговорить — с людьми не очень получается, — признавался Корчак. — И не то, чтобы я не хотел — это какой-то врожденный изъян»[123].

С камешками тоже не больно-то поговоришь. И что же делать? Где отыскать собеседников? Ведь в молчании жизнь представляется еще более бессмысленной.

К детям! Всегда и только к ним.

Они — спасение, они — выход, они — защита.

2

В 1917 году госпиталь из Тирасполя, где служил наш герой, эвакуировали в Киев.

Под Киевом Корчак работал тем, кем умел и хотел — педагогом. Правда, на этот раз работа требовала немыслимого, почти нечеловеческого напряжения.

Корчаку поручили четыре (!!!) интерната для детей, у которых война отняла дом и родителей. Четыре сиротских дома в стране, изнывающий от голода и холода.

Стефания Вильчинская в Варшаве, Януш Корчак под Киевом делали, в сущности, одно и то же: старались помочь детям, по чьим судьбам жестоко прокатилась война.

Корчак писал, что его рабочий день продолжался 16 часов. В полной темноте, всегда голодный, он два раза обходил четыре дома, чтобы оказать детям ту медицинскую помощь, какую мог. Да и чтобы просто поддержать их, поговорить, рассказать сказку, если у него находились силы говорить, а у детей — слушать.

Из еды ничего, кроме сушенной рыбы, невозможно было отыскать.

Не хватало дров. Дети и Корчак воровали их в лесу. Занятие опасное. Если замечал лесник — без предупреждения стрелял дробью. Но без этих «елок-палок» воспитанники интернатов вовсе бы замерзли.

«Еще буржуазный лесник в уже коммунистическом лесу, — пишет Корчак. — А потом следует признание. — Я тайком купил буханку хлеба и ел его ночью в темноте, как вор. Я прятался и скрывался.

Мне стыдно было честно сказать:

— Я не смогу — голод мой не может перешагнуть определенной границы. Мне нужны силы»[124].

И силы откуда-то находились — силы помогать детям.

Как можешь. Как умеешь. Но все свои силы — им, беспомощным и маленьким.

Так было у Корчака всю жизнь, до последнего часа: копить силы, чтобы отдать их детям…

3

В одном из интернатов Корчак встретил одиннадцатилетнего мальчика по имени Стефан.

Условия, в которых жил Стефан, как и другие дети, были ужасны. У нашего героя возникла мысль взять мальчишку себе, однако возникли сомнения.

Почему?

Корчак никогда индивидуально ни с кем не занимался. Воспитанников должно быть «сто плюс» — такое количество для него в самый раз.

Это не случайность, не веление обстоятельств, но — четкая позиция: если можешь помочь многим, не трать себя на одного. Тем более если твердо решил: никогда не заводить детей.

Однако, подумав, Корчак счел необходимым в данном случае сосредоточиться на одном ребенке. Чему, как человек пишущий нашел, разумеется, объяснение.