«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.

Каким образом было организовано сопровождение послов, позволяет наглядно представить наказ, который был дан Иваном Грозным путивльскому воеводе князю П.И. Татеву. Отправляя в Крым в январе 1571 г. татарского гонца Бора Черкашенина и своего гонца, сына боярского Богдана Шапкина, с грамотами к хану и его окружению, царь писал воеводе, чтобы тот «велел бы еси их (гонцов. — В.П.) проводити для береженья от литовские казаков (выделено нами. — В.П.), до коих мест пригоже (речь шла как минимум «до верх Самара и Орели» на тот случай, если будут вести о литовских казаках, а если не будет, то до Коломака. — В.П.), розпрося и розведав про литовские казаки, чтоб им пройти безстрашно, путивскому стрелетцкому сотнику Якову Прончищеву (родственник одного из первых стрелецких голов Василия Прончищева? — В.П.), а с ним его прибору стрелцом пятидесят человеком (любопытный пассаж — выходит, и сотник может командовать «прибором», если он сам прибирал свою сотню. — В.П.)…». Для того, чтобы не оставить Путивль без стрельцов, но при этом усилить сопровождение гонцов, Иван отправил другую грамоту в Новгород-Северский к тамошнему воеводе, князю Ф.И. Лыкову-Оболенскому, чтобы тот отправил «провожати стрелцов Новагородка-Северского с пятидесятником тритцать человек». Для стрельцов, кстати, велено было также собрать подводы с Путивля, Новгород-Северского, Почепа и Брянска[611].

Характеризуя стрелецкую «службу» в городах — неважно, в Москве ли, в провинции ли, — не стоит забывать и о том, что, как отмечал отечественный исследователь Б.Н. Флоря, «стрелецкие отряды, в которых насчитывалось в отдельных уездных центрах по нескольку сотен человек, являлись опорой представителей власти на местах — воевод», поскольку «это была хорошо организованная военная сила, которую воеводы в случае необходимости могли быстро мобилизовать, не дожидаясь, пока в город соберутся со своих поместий уездные дети боярские»[612]. И эти слова вполне применимы не только к стрельцам городовым, но и к стрельцам московским — тот же Котошихин сообщает о том, как стрельцы подавили московский Медный бунт 1662 г. (и получили за это царское жалованье!)[613]. Можно привести и другие примеры подобного рода службы — так, в сентябре 1607 г. воеводы Ф.И. Шереметев и И.Д. Плещеев вместе со стрелецким головой Б.А. Износковым получили наказную память о совместных действиях против «воров» во Владимирском уезде. В памяти говорилось, что-де тамошние крестьяне ждут «воров» и готовят им провиант и фураж, почему им надлежит идти туда «бережно и усторожливо и перед собою посылать подъезды частные, чтоб на них воры безвесно не пришли и дурна никоторова не учинили». В случае обнаружения «воров» над ними надлежало «промышлять, смотря на тамошнему делу (любопытный, кстати, оборот, регулярно встречающийся в наказах полковым воеводам. Выходит, что воеводам давалась на месте весьма широкая инициатива. — В.П.) и сколко милосердый Бог помочи даст». Ну а если «воры» не обнаружатся, то воеводам и стрелецкому голове следовало заняться приведением к повиновению и к присяге на верность царю Василию Шуйскому тамошних крестьян, проявивших «шатость». Тех, кто принесет повинную и присягнет, надлежало миловать и дать им соответствующие грамоты, а упорствующих велено было воевать, «села и деревни жечь, а их (непокорных крестьян. — В.П.) побивать, а жены их и дети в полон имать, а животы их грабить»[614].

Полицейская служба, поддержание порядка в городах, борьба с преступностью — все это входило в обязанности стрельцов, и все это оплачивалось государевым жалованием. Лояльность стрельцов и их готовность выступить на защиту существующего порядка и власти, выполняя полицейские функции, стоили дорого — ведь «утратив поддержку стрелецкого войска, воеводы, не обладавшие авторитетом в глазах местного населения, не располагавшие связями и каналами влияния в незнакомой им среде, оказывались не в состоянии контролировать положение на местах, тем более если они не могли рассчитывать в полной мере на лояльность местных детей боярских»[615].