На этом варианты выплаты жалованья не заканчивались. Посмотрим, как расплачивались со своими стрельцами соловецкие старцы. Под 7087 г. (1578/79), ближе к концу лета, в приходно-расходной книге старца Созонта было записано, что «нанято десять человек в стрельцы, Онанью Федорова, да Иякова Колтовского, да Петра Прозоровского со товарищи, найму дано им на десять человек пятнадцать рублев на лето»[374]
. В 1577 г. на Соловках четверть ржи стоила 43 московских деньги, и, значит, на стрелецкое жалование можно было купить почти 28 пудов ржи — при годовой норме потребления в 24 пуда ржи можно сказать, что и достаточно. Надо полагать, что старцы решили примерно так же, почему другой партии нанятых в стрельцы (местных жителей, в отличие от первой группы, «москвитинов»?) жалованье было урезано в полтора раза: «Да в стрельцы же нанято 14 человек, Бухарю сумлянина, да Мурзу из Бирмы, да Игнашу пермитина с товарищи, найму дано им на четырнадцать человек одиннатцать рублев дватцать алтын десять денег на лето»[375]. Годом позже в расходных книгах монастыря было записано, что «нанято десять человек в стрелцы, Онанью Федорова да Петра Прозоровского с товарищи, от Покрова Святей Богородицы лета 7088-го на год до Покрова же Святей Богородицы лета 7089-го, а найму дано им дватцать рублев семь рублев с полтиною. Да в стрельцы же нанят Иванко Кондратов из Бирмы, найму дано на год два рубля»[376], т. е. жалование было решено повысить. В следующем году оно было еще раз увеличено. «По памяти за приписью Киприяна Оничкова наняты стрелцы Онанья со товарищи, — вписал в расходную часть книги старец Иосиф Рыкунов 28 мая 1581 г., — и всего пятьдесят человек, от Петрова заговейна да до Петрова же заговейна на год. И на полгоду на те стрелцы послано х Киприяну к Оничкову сто рублев денег, а стрелцом имена писаны в памяти, и та память в казне»[377]. Связано это было, очевидно, с существенным подорожанием хлеба на Соловках. В Холмогорах в 1578 г. четверть ржи стоила 30 «московок», а в 1581 г. — уже 52, рост больше чем в полтора раза[378]. Ни хлебного, ни соляного жалованья из монастырской казны стрельцы на первых порах не получали, но могли рассчитывать, что во время несения караульной службы при монастыре они могли харчеваться в монастырской поварне. Лишь позднее, уже в 90-х гг., соловецкие старцы стали выдавать своим стрельцам и денежное, и хлебное жалование — как уже было отмечено выше, «на год по три рубли, да ржи по три четверти, да овса по три ж четверти»[379].Говоря о стрелецком денежном и хлебном жаловании, нельзя не упомянуть о практике, установившейся в конце Смутного времени, когда из-за разложения государственного аппарата и его недееспособности (что коснулось, естественно, и Стрелецкого приказа) содержание стрельцов на местах берет на себя «земля» — земское самоуправление. Вот, к примеру, выдержка из боярской грамоты в Устюжну Железнопольскую, датированной октябрем 1612 г. В грамоте этой говорилось о том, что разоренным войной от литовских людей устюжанам более держать караулы по острогу и на воротах невмочь, и они «прибрали на Устюжне 100 человек стрельцов, которые на Устюжне были на земской службе московского приказу». При этом годового жалования им посадские люди Устюжны положили «сотнику 10 Рублев, пятидесятникам по 3 рубля с полтиною, десятником по 3 рубля с четью, рядовым стрельцам по 3 рубля», а также договорились выдавать еще и хлебное жалование в размере «пятидесятником и десятником по шти чети ржи, овса то-ж»[380]
.В том, что устюжский случай был отнюдь не единичен, говорит и поручная запись, которую дали Харитон Пилигин, Никита Денисов, Онуфрий Клементьев, белозерские посадские люди, да пятидесятники белозерских новоприбранных стрельцов Ждан Ильин и Савва Иванов, по новоприбранному же стрельцу Орефью Москвитину в том, что Орефья «приговорился на мирское земское жалованье
(выделено нами. —