«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в.

Осмелимся также предположить, что в это время несколько меняется и содержание термина «гаковница». Наряду с традиционными гаковницами с подствольным крюком-гаком, видимо, на Руси тогда появляются и начинают постепенно распространяться мушкеты (с форкетом?), отличавшиеся от аркебузы/пищали большим весом и калибром. Во всяком случае, нет ничего невозможного в том, чтобы те же английские или голландские купцы привезли в Нарву или в Архангельск в 60–70-х гг. XVI в. первые образцы западноевропейских мушкетов (или же они были захвачены в качестве трофеев в ходе войн за Ливонское наследство — к примеру, Ливонской войны 1558–1561 гг. или Полоцкой войны 1562–1570 гг.), которые затем были освоены русскими мастерами и стрелками, и эти мушкеты по совокупности своих технических характеристик были отождествлены с хорошо знакомыми гаковницами.

Поскольку, судя по всему, какой-то особой регламентации в вопросах вооружения служилых людей огнестрельным оружием на то время не было, то, как отмечал Е.В. Мышковский, «служилые люди из русских поместных войск вооружались самостоятельно, сообразуясь со своими вкусами (и добавим от себя — финансовыми возможностями. — В.П.), поэтому на вооружении в XVII в. (и, несомненно, в предыдущем столетии тоже. — В.П.) было много самых разнообразных ружей: русского изготовления, трофейных, закупленных правительством за границей»[471]. Это касается в первую очередь, конечно же, даточных и «зборных» людей, которых должны были выставлять по спущенной «сверху», из Москвы, разнарядке «земля» и служилые люди (или члены их семей), которые в силу каких-то причин не могли сами идти в поход. Что же касается стрельцов (и их аналога — казаков), то, видимо, снабжая их огнестрельным орудием, власти стремились (по возможности) более или менее единообразно вооружать отдельные подразделения, выделяя им от казны партии более или менее однотипных пищалей/самопалов — как импортных, так и изготовленных отечественными мастерами. Примером тому могут служить заказ, выданный от казны в январе 1614 г. тульским оружейникам на изготовление 100 затинных пищалей с «свицкими замки», или заказ на «триста самопалов с замки и с ложи, ствол шести пядей, замки на свитцкое дело», выданный устюженским кузнецам в декабре 1616 г.[472]

То, что в начале своей истории стрельцы (московские совершенно точно) были вооружены пищалями с ударно-фитильным замком, не подлежит сомнению, Некий англичанин, прибывший в Россию в 1557 г. вместе с Энтони Дженкинсоном, агентом Московской компании и посланцем королевы Марии, присутствовал на проведенном 12 декабря 1557 г. смотре московских стрельцов и пушкарей. Делясь со своими читателями впечатлениями от этого смотра, он, помимо всего прочего, отметил 5000 стрелков-аркебузиров, которые в правильном порядке прошествовали к месту показательных стрельб. При этом они, согласно описанию, в правой руке держали свое ружье, а в левой — фитиль (в оригинале фраза звучит следующим образом: «5000 arquebusiers, which went by five and five in a rank in very good order, every of them carrying his gun upon his left shoulder and his match in his right hand»)[473].

Проходит полсотни лет, и Станислав Немоевский сообщал, что московские стрельцы получают от казны только ствол своей «рушницы» с замком, подобным тому, какой используется на «шкоцких рушницах» (буквально «jakie bywają u szockich rusznic»)[474]. Вне всякого сомнения, речь идет об ударно-кремневом «шкоцком» замке. Следовательно, можно с уверенностью утверждать, что в начале XVII в. московские стрельцы (до городовых стрельцов, возможно, это новое оружие если и дошло, то не во все гарнизоны — можно предположить, что стрелецкие гарнизоны в новопостроенных городах на крымской «украине» получили такие пищали, а вот другие — нет) были перевооружены на пищали с кремнево-ударными замками[475]. Кстати, пассаж Немоевского о том, что стрельцы получают от государя лишь ствол с замком, а ложу к нему они должны изготовить самостоятельно или заказать на стороне, находит неожиданное подтверждение в приходно-расходных книгах Кирилло-Белозерского монастыря. В марте 1615 г. некий стрелец Еремка делал по заказу монастырских старцев «10 лож к самопалам», за что получил от монастыря 25 алтын[476].