Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

В то время в провинции Хитати жил Фудзивара-но Харуаки[763]. Для провинции он всегда нес смуту, а для народа был отравой. Перед началом сбора урожая он захватывал целый тё земли. Что же касается налогов, то он не отдавал ни снопа, ни связки. И когда приходили инспекторы из провинциальной [управы] и требовали [уплаты налогов], он смеялся над ними, а слабых простолюдинов он запугивал и грабил. Когда видишь такие поступки, [понимаешь, что] они еще ужаснее, чем [деяния] варваров. Когда слышишь о таких действиях, [понимаешь, что] они не лучше, чем [преступления] разбойников. Сукэ [провинции Хитати] Фудзивара-но Корэтика Асоми не раз направлял [Харуаки] письма[764] с требованием заплатить налог, но [Харуаки] сопротивлялся этому и не появлялся в управе. Не обращая внимания на требования властей, он своевольно творил злодейства и, поступая лишь по своему усмотрению, угнетал народ провинции.

Когда сукэ [Фудзивара-но Корэтика] наконец доложил о многочисленных преступлениях [Харуаки] и получил указ схватить его, тот с женой и детьми бежал в уезд Тоёта провинции Симоса. При этом он похитил неочищенный рис и сушеный рис из особых амбаров[765] в уездах Намэката и Коти. О количестве [похищенного] риса записано в книгах уездных управ. Письмо с требованием задержать [Харуаки] было отправлено в [управу] провинции Симоса и Масакадо. Но Масакадо ответил, что [Харуаки] уже скрылся, так как не хотел передавать его [властям]. В провинции [Симоса Харуаки] вел себя так, как будто он был заклятым врагом [ее жителей], в уезде [Тоёта] он творил разбой. Вещи, отобранные у проезжавших [через уезд Тоёта], становились добычей для его жены и детей, богатства, украденные у народа, позволяли процветать его свите.

Масакадо всегда был готов помочь отверженному и оказать участие и поддержку тому, кому не на кого положиться. А Харуаки волком смотрел на сукэ [провинции Хитати] Корэтика Асоми и таил в себе змеиный яд. Иногда он хотел исподтишка убить [Корэтика], иногда он собирался в открытую напасть на него. Харуаки поведал об этом Масакадо, [чтобы узнать его намерения]. [Масакадо], казалось, готов был ему в этом помочь. Тогда [Харуаки] стал еще более дерзким и начал готовиться к войне, завершив тайные переговоры [с Масакадо].

[Масакадо] собрал оружие по всей провинции [Симоса], призвал войска из других провинций и в 21 день 11 месяца 2 года Тэнгё (939) [его войско пересекло границу] провинции Хитати. В провинции уже подготовились к нападению и ждали Масакадо. Масакадо сказал: «Я отправил в провинциальную [управу] письмо с просьбой не преследовать Харуаки и разрешить ему жить на земле провинции [Симоса]». Но ему ответили, что его просьба была отклонена, и что [войска провинции Хитати] должны атаковать его. В ходе этого сражения погибли все 3000 воинов провинции [Хитати].

С Масакадо было около 1000 воинов, они окружили павильон провинциальной управы и не давали никому выйти[766]. Тогда сукэ [Фудзивара-но Корэтика] согласился написать письмо, в котором признал свои ошибки, и сёси [Фудзивара-но Садато][767] раскаялся и распростерся в поклоне [перед Масакадо]. Раздавали шелковые ткани — словно тучи опускались [с неба]. Разбрасывали редчайшие сокровища — словно палочки для счета рассыпались. Пятнадцать тысяч бу шелка отошли к пяти хозяевам. Дым от очагов в трехстах домах в одночасье превратился в копоть пожарищ. [Женщин, прекрасных, как] Си Ши[768], [которую изображают] на ширмах, тут и там раздевали и унижали. Монахов и мирян из провинциальной управы чуть не забили насмерть. Седла, выделанные золотом и серебром, шкатулки, украшенные лазуритом, — их были тысячи, десятки тысяч! Кто отнял нажитое многими семьями, кто завладел многими сокровищами?

Монахи и монахини, [находившиеся на правительственном содержании][769], молили воинов о пощаде. Оставшихся в живых знатных людей ждали жестокие унижения. Печально [было видеть, как] бецзя[770] [Фудзивара-но Корэтика] вытирал кровавые слезы рукавом красных одежд. Горестно [было смотреть на то, что] служащие провинциальной [управы] стояли на обоих коленях в грязи. Ворон уже унес солнце дня смуты на запад, и [вскоре] наступило утро беззаконья, когда были захвачены печать и ключ[771]. Сукэ [Фудзивара-но Корэтика] и сёси [Фудзивара-но Садато] были под конвоем выпровожены [из провинциальной управы]. Служащие управы, оставшиеся на заднем дворе, были в горе, а соратники [сукэ], не находя себе места, бродили у обочины дороги. В 29 день [Масакадо] вернулся в свою резиденцию в Камава, что в уезде Тоёта. Сукэ [Фудзивара-но Корэтика] и сёси [Фудзивара-но Садато] были помещены в один дом, и хотя к ним относились хорошо, они не спали и не ели.