Япония. Введение в искусство и культуру

Хокусай создавал не только гравюры, но также иллюстрировал книги. Известно, что за свою долгую жизнь он проиллюстрировал как минимум двести семьдесят два тома. Среди них были и руководства для других художников. Хокусай учил всех, кто интересовался рисунком и живописью, выпуская многочисленные пособия с подробными объяснениями для начинающих художников. И любой, кто хотел научиться рисовать, мог купить такую книжку.

Например, он издал «Руководство по ускоренному созданию набросков». Всего вышло три тома: два под одноименным названием в 1812 и 1814 годах, и третий в 1815 году. Он писал: «Древние учили: если, например, высота горы — три метра, то высота дерева — в десять раз меньше, лошадь рисуйте высотой с палец, а человека — размером с зерно фасоли. Такие пропорции были для них законом. А я делаю не так. Все необходимые линии рисунка — дуги и прямые… И я, Хокусай, с помощью линейки и циркуля делаю разметку: эта процедура немного напоминает старинную технику „горелой кисти“. Будьте покойны: тот, кто научится действовать линейкой и циркулем, сумеет выполнить самые сложные и изящные рисунки».

Хокусай еще при жизни стремился выделиться из числа других художников. Он отличался своим эпатажным поведением, отношением к быту и деньгам, буквальной одержимостью рисованием. Таких людей, как он, в Японии называли кидзин — чудаками, оригиналами, способными на различные эксцентричные поступки. Так, уже в XIX веке Хокусай делал то, что сейчас мы бы могли назвать перфомансом. Однажды в присутствии многочисленных зрителей он нарисовал образ Бодхидхармы (того самого монаха, которому по легенде обязан своим происхождением чай). В создании образа Бодхидхармы не было бы ничего особенного, если бы не площадь произведения — около трехсот пятидесяти квадратных метров.

Через тринадцать лет Хокусай повторил этот опыт в Нагое во время своеобразного рекламного тура по случаю выхода очередного тома своей «Манги», которую многие ошибочно считают прародительницей японских комиксов. Одни исследователи усматривают в поведении Хокусая лишь стремление к коммерциализации творчества, другие же предполагают, что подобные «странности» давали ему возможность избежать ограничений и предписаний, накладываемых обществом, а следовательно, предоставляли большую творческую свободу.

Гравюра

Продажа гравюр и книг: лавка Цутая Дзюдзабуро

Кацусика Хокусай. Период Эдо, ок. 1802 г.

Музей изящных искусств в Бостоне

Саморепрезентация Хокусая дала свои плоды: о нем много говорили как при жизни, так и после смерти. В конечном счете, это привело к тому, что именно Хокусай стал одним из первых японских художников, чьи работы начали собирать на Западе.

Пожалуй, Хокусай известен западному зрителю в первую очередь как автор «Большой волны в Канагаве». Ее изображение сейчас знакомо каждому пользователю смартфонов, ведь она попала в стандартный набор смайлов (интересно, что другие произведения искусства там отсутствуют). Особого внимания заслуживают контуры этой гравюры: здесь почти не использован черный цвет, тогда как все линии выполнены синим. Синий цвет был невероятно популярен в 1830–1831 годы в Японии. Хокусай экспериментировал с формой большой волны задолго до выхода этого культового изображения. Например, за пятнадцать лет до создания знаменитой «Большой волны» он изобразил почти такую же в европейском стиле. Текст имитирует европейское письмо от руки, однако на самом деле он написан японским курсивом, изображение следует повернуть на девяносто градусов, чтобы прочитать надпись.

Гравюра

Большая волна в Канагава, из серии «Тридцать шесть видов Фудзи»

Кацусика Хокусай. Период Эдо, ок. 1830–1832 гг. Музей изящных искусств в Бостоне

Кацусика Хокусай был одним из первых японских графиков, с чьим творчеством познакомилась европейская публика в XIX веке. Его имя неизменно появлялось во всех публикациях западных исследователей, так или иначе связанных с японским искусством. Манеру Хокусая сравнивали с наиболее именитыми европейскими художниками, и достаточно быстро ему удалось встать в один ряд с Рембрандтом и Гойей. Выше всего Хокусая ценили во Франции.

Однако спустя несколько десятилетий, на рубеже XIX–XX веков, такое отношение к Хокусаю было подвергнуто критике. Исследователям недавнего прошлого вменялось в вину то, что они судили о японской графике, не ознакомившись вначале с китайским искусством и подлинными шедеврами японской живописи. Да и в самой Японии отношение к Хокусаю на рубеже XIX–XX веков было гораздо более спокойным.