Японская война 1904. Книга вторая

— Чин надо было подтвердить делом, но у меня не вышло, — глаза моего недавного противника выглядели тускло и безжизненно. — Спасибо, что не дали превратить мое поражение в разгром, и еще… Я просил вас позвать, чтобы рассказать, как именно шел бой. Возможно, понимание моих ошибок позволит вам уберечь побольше людей.

Одишелидзе закашлялся: его явно мутило, но он все равно собирался довести дело до конца. Упертый, как и всегда! Впрочем, его рассказ оказался на самом деле полезным. Как оказалось, начало сражения с Оку у него прошло на равных. Первая дивизия сдержала натиск японцев, но проиграла артиллерийскую дуэль, вторая же, наоборот, удачно поработала на дистанции, но вот успехов на земле у нее не было.

— Бой словно завис в равновесии, — рассказывал бывший полковник, а я невольно думал, как же это похоже по описанию на сражение у Вафангоу в моей истории. Словно та любой ценой стремилась вернуться к привычному течению времени. — И вот на нашем левом фланге показались новые отряды японцев. По донесениям разведки их было почти 80 тысяч, мне пришлось свернуть все атакующие операции, и Оку тут же начал обход с другого фланга, забираясь нам в тыл.

Я грустно прикрыл глаза. Откуда? Откуда, черт побери, разведка могла брать такие безумные цифры?

— Генерал Самсонов отвел свою кавалерию без боя?

— Это было разумное решение, — Одишелидзе говорил совсем не то, что думал. — У него из прикрытия было всего 9 легких пушек. С такими силами против готовой к бою пехотной дивизии, у его кавалерии не было и шанса.

— Против него был полк, — рассказал я то, что узнал уже из рассказов других офицеров. — Причем полк, который прошел за час почти шесть километров, то есть растянутый донельзя, и против нашей бригады в тот момент было в лучшем случае несколько рот.

— Как неприятно. А те силы на левом фланге?

— Это была кавалерийская бригада генерала Акиямы.

— Всего бригада? Значит, разведка ошиблась?

— Раз в двадцать! Тем не менее, даже с такими силами Акияма не испугался пойти в атаку.

— На тех куцых японских лошадках⁈ В лоб на винтовки и пушки?

— Реального сражения не было. Но он показал свою решимость, и ваши офицеры решили отойти.

Одишелидзе ненадолго замолчал, переваривая и осознавая все ошибки и случайности, что навалились на него.

— А потом был обход Иноуэ! — наконец, заговорил бывший полковник. — Он пригнал тысячи китайцев, за считанные часы протянул новую ветку железки и подтащил почти 40 орудий, чтобы простреливать последнюю дорогу, соединяющую нас с Ляояном. Еще и первый залп вышел таким неудачным… Меня, штаб — всех накрыло, и дальше начался хаос! Я видел потери, только сейчас в госпитале несколько тысяч человек, а ведь часть уже увез поезд.

Честно, не ожидал, что этот человек может испытывать сожаление, но именно оно сейчас отражалось на лице Одишелидзе… Вряд ли бы он стал устраивать подобное представление ради меня, и я решил немного подбодрить своего недавнего врага:

— Если вам будет легче, то потери японцев точно не меньше. А те батареи, что они завезли вам в тыл, мы вынесли!

— Что?

— Уничтожили! Они, конечно, хитро поступили, но, сделав один маневр, совершенно лишили себя возможности совершить новые. Кстати, вы когда планируете вернуться в строй?

Быстро закончив с сочувствием, я задумался о более насущном. А что будет, если сейчас Одишелидзе решит перехватить нити управления? Насколько хватит его внезапной разумности и благодарности? Может, стоит его превосходительство временно усыпить? Исключительно в медицинских целях.

— Я не буду мешать вам довести это бой до конца, — неожиданно удивил меня бывший полковник.

— Эм. Спасибо?

— Вы, наверно, не понимаете, — Одишелидзе потер пропитавшуюся кровью повязку на голове. — То, что я проиграл этот бой, уже случилось. И в то же время именно ваше появление — лучшее из того, что могло произойти.

— Потому что я подправил положение?

— Потому что именно вы с вашей репутацией не сделаете мое поражение хуже, чем оно есть. Как непременно было бы, окажись на вашем месте и помоги мне кто угодно еще.

— Я не понимаю, — честно признался я.

— Да, я уже заметил, что вы стараетесь держаться в стороне от офицерских интриг, — махнул рукой Одишелидзе и потом на пальцах объяснил мне, как на самом деле я выгляжу со стороны.

Якшанье с солдатами и младшими офицерами, панибратский тон с генералами, показательное игнорирование старых товарищей — казалось бы, верный диагноз дворянина, поддавшегося новомодным идеям. Почти черная метка. И в то же время именно мой полк нанес японцам несколько чувствительных поражений в Корее, потом успехи при Ялу, сдерживание Оку, отвлекающий рейд к Порт-Артуру — и это Одишелидзе еще не знал о его результатах — и, наконец, помощь тут, при Вафангоу. В подобном свете мое поведение выглядело уже не революционной блажью, а почти уместной суворовщиной… Почти, потому что успешный офицер без покровителей выглядит опасно — втолковывал мне Одишелидзе, словно взявшись по-быстрому объяснить мне все основы офицерской жизни.