Японская война 1904. Книга вторая

Было видно, что он совершенно ни о чем не жалеет. И вести себя будет дальше точно так же, как и раньше. В мирное время… А на войне — нет больше хитрого и трусливого Панчика, остался только храбрый. И мне ведь теперь как его командиру надо будет подумать, как сделать так, чтобы он не пропал по собственной глупости. На первую-то его часть мне плевать, а вот за вторую, которую я сам и породил, надо нести ответственность.

Мы еще какое-то время поболтали, я дошел до койки Мишека. Один из моих первых снайперов лежал без сознания, весь забинтованный. Ему не повезло — когда штрафники брали японскую батарею, один из ящиков боеприпасов взорвался, и его опалило. Но ничего, главное, будет жить. А то, что у второго снайперского взвода теперь будет лысый командир, так даже брутальнее.

* * *

До самого вечера Восточный отряд отводил на север свои обозы, а боевые части, пользуясь замешательством японцев, отдыхали. Их очередь пришла уже в темноте — оставив охранения из нескольких свежих рот на случай, если Куроки что-то замыслит, остальные тоже двинулись в сторону Ляояна. Налегке это было совсем не сложно, и пусть сегодня генерал почти не давал перевести дух, у солдат все равно находилось время поболтать. Тем более что каждому было что обсудить.

Рядовой Потапов рассказывал товарищам, как будет писать домой. Сто рублей — это же, считай, его жалованье за целый год, а тут столько же за день получил. Если отправить их старикам, то те смогут несколько лет не продавать хлеб, и еще на всякие мелочи останется. У сестры, как раз писали, должен был сын родиться — теперь-то он точно не умрет. А все потому, что Потапов догадался пружину приспособить.

— Все-таки полковник у нас молодец, — в очередной раз похвалился изобретатель. — Заметил, понял все и наградил.

— Да что ему эти сто рублев? — еще безусый Рыбаков, попавший в армию, вылетев за политику из юнкерского училища, в итоге не выдержал. — Полковник на этом изобретении теперь генерала получит. Миллионы заработает! А того, кто на самом деле все придумал, жалкой сотней заткнул. Разве это справедливо?

Кто-то было поддержал Рыбакова, которого в целом считали довольно разумным парнем. Тем более что он и газеты всем читал, и даже стихи. Вот только сам Потапов лишь усмехнулся в усы.

— Говоришь, миллионы? — он обвел всех взглядом. — Что-то, когда я вам про пружину рассказывал, никто из вас сам не решил их заграбастать. И я ведь на всех пружин нарезал, притащил, но никто не поставил. Ты вот, Рыбаков, тогда больше всех говорил, что меня теперь за порчу имущества запорют! Что офицеры даже слушать не будут, что плевать им на нас. А что в итоге? Заметили, оценили, наградили. Так что в следующий раз, когда рот открывать будешь, Рыбаков, ты хотя бы не забывай, что говорил раньше.

Бывший юнкер еще пытался возражать, но все остальные уже вспомнили те его разговоры, и на сегодня пришлось признать поражение. Ничего, он же не всегда будет молчать, еще объяснит всем, что к чему в этом мире. Вот только… Надо признать, что и офицеры стали хитрее: не просто бьют, научились слышать не только себя, и поднять против такого врага людей будет гораздо сложнее. Но Рыбаков верил, что справится. Не сам, так в Ляояне у него есть старший товарищ, живущий под именем журналиста Константина Чернецкого. Впрочем, сам бывший юнкер знал и его настоящую фамилию — Савинков…

И где-то на десять километров вперед, в ушедшем раньше всех обозе с легкоранеными, сейчас тоже его поминали.

— Я когда лишнее курево продавал, — шепотом рассказывал Панчик, бросив при этом быстрый взгляд на тихо сидящего в стороне Мишека, — познакомился с одним хорошим человеком. Редактор самих «Ведомостей»! Чернецкий! Или не редактор, чего бы самому редактору тут делать. Неважно! Главное, он хочет, чтобы мы ему интервью дали. Рассказали про свой полк, про то, как сражаемся, как укрепления строим, отдельно просил про полковника пару слов. Но черт с ним, с Макаровым, главное, про нас напишут. Можно будет вырезать и всегда с собой носить — перед таким ни одна дама не устоит. А еще нам по рублю заплатят, хотя после этого боя можно смело по два просить. Пусть только посмеет отказать героям!

— Неловко как-то, — возразил Кунаев.

— А чего неловкого? — тут же начал заводиться Панчик. — Вот полковник-то не стесняется своего писателя личного для таких дел таскать. Так чем мы хуже?

— Так полковник про прошлые сражения пишет, — не согласился рыжий солдат. — А тут про укрепления Ляояна, про командира… Как-то дурно это пахнет.

— Да что дурного? — не унимался Панчик. — Как будто японские шпионы без нашей статьи не справятся! Вы вот слышали, что у полковника любовница — узкоглазая?

— Так не видел ее никто.

— А это потому, что прячет, — Панчик ни капли не сомневался в своих словах. — Так что если кто что и узнает, то только не от нас.

— И все равно… Может, хотя бы подполковнику Шереметеву расскажем?

— А расскажи, — неожиданно согласился Панчик. — Я не против. Если, конечно, он будет тебя слушать.