Японские писатели – предтечи Новейшего времени

По мысли Осио, когда нам говорят о Небе, мы представляем себе голубые небеса, но Небо не есть только это; Пустота, таящаяся среди камней, или в зарослях молодого бамбука, — то же самое Небо, одно из [проявлений] Абсолюта. Та маленькая Пустота, что находится в нас, ничем не отличается от Пустоты, которой обладают святые. Если кто бы то ни было возжелает вернуться к Великой Пустоте (Абсолюту), [ему следует знать, что] Небо уже пребывает в его сердце. Любой человек, при наличии истинного желания, может достичь пределов святости. «Святой уже сам по себе есть Великая Пустота; Великая Пустота уже сама по себе есть невысказанная святость».

Относительно способов возврата к Великой Пустоте: нет иного, кроме как с чистым сердцем и искренностью полностью отбросить все желания. Расшатать и разрушить всё, имеющее форму. Ведь даже огромные горы трясутся от землетрясения, — по той причине, что они имеют форму. Однако, даже землетрясение не в силах поколебать Великую Пустоту. Именно с пониманием этого, при возврате сердца к Великой Пустоте сперва говорят об истинной «недвижимости» (不動). Иными словами, Великая Пустота есть вечная неразрушимость и неподвижность. Когда сердце вернулось к Великой Пустоте, любые действия и поступки выходят за пределы [категорий] добра и зла, став [результатом] истинного интуитивного знания, полностью слившись со справедливостью Неба.

Что такое — эта Великая Пустота? Человеческое сердце — то же, что и тайкё, сердце и тайкё не есть два отдельных [момента]. Также, Пустота, находящаяся вне сердца, уже является нашей исходной сущностью (本体). Таким образом, Великая Пустота есть действительное пребывание (実在) мира. Это положение — действительное существование мира, собственно, и есть мы сами — довольно полно совпадает с категорией атман в Упанишадах.

Как подчёркивал Осио Хэйхатиро в «Записках из Пещеры Омовения Сердца», «не досадовать на смерть тела, но сердиться на смерть сердца». Мне кажется, именно из этого положения прямо вытекали крайности его действий. Раз сердце уже вернулось к Великой Пустоте, то, пусть плоть и погибнет, но есть нечто, не поддающееся уничтожению. Именно поэтому бояться следует не смерти плоти, но смерти сердца. Если знать, что в действительности сердце не умирает, то в этом мире не останется ничего, чего следовало бы бояться. Решимость становится непоколебимой. В этот момент, как говорил Осио, мы слышим приказания Неба. Поскольку данное положение чрезвычайно важно в построениях Осио, приведём цитату.

«Постоянный человек на небо и землю смотрит бесконечно, на нас смотрит недолго. Поэтому дела делаются только когда полностью проявляется здоровый пыл желаний. Тогда святость не есть лишь одинокое бесконечное взирание на небо и землю. Смотря на нас становишься небом и землёю. Поэтому не следует досадовать на смерть тела, но надо сердиться на смерть сердца. Сердце, не умерев, будет бесконечно сражаться с небом и землёй. По этой причине один день становится ста годами; уподоблю это тому, как если бы сердце решительно стояло перед бездной. Даже мгновения не исчезают. Соответственно, невозможно когда-нибудь сдвинуть волю посредством вещей. С помощью желаний не притянешь вечность. Иными словами, человеческие желания преходящи, [постоянно] пребывает лишь Принцип Неба.

Если, оказавшись лицом к лицу с выгодой и ущербом, рождением и смертью, поистине не возродишь то стремящееся, то избегающее сердце, но, ещё не достигнув пятидесяти лет, уже будешь знать повеление Неба. Тогда стремления и избегания сердца от его движений в действительности будут лишь порождениями снов, пусть это случится даже со столетним старцем»[161]