Японские писатели – предтечи Новейшего времени

В нижеследующей строке из Сёина — страшной, которую я не могу забыть, ясно отображено то состояние души, в которое он вошёл: «Сравнив с вечностью неба и земли [понимаешь, что и] сосна, и дуб[164] когда-то станут мухами». Я взял эту строчку из следующего отрывка:

«Говорят, что не могут постичь глубины жизни и смерти, но это от крайней глупости; скажем подробнее. Жаль, когда умирают в 17–18 лет, жаль, когда в 30, но и дожив до 80-90-100 лет никак не могут насытиться. Мушки в траве и водные насекомые живут по полгода, но этот [срок] не кажется коротким; сосна и дуб растут по сто лет, но это не кажется долгим. Сравнив с вечностью неба и земли [понимаешь, что и] сосна, и дуб когда-то станут мухами. Напоминавшие варваров люди образовали династии Хань, Тан, Сун, Мин, превратились в [современный] Китай и до сих пор не исчезли [с лица земли]; если бы не умерли голодной смертью на западной горе, испытывая чувства благодарности за благодеяния великого князя, то жили бы до ста лет, и всё равно, жизнь казалась бы им короткой. Сколько же надо прожить, чтобы перестать за жизнь цепляться? Есть ли впереди какой-либо ориентир? Урасима Такэути сейчас уже покойник; век человеческий — всего-то лет пятьдесят, исстари мало кто доживал до семидесяти; но каким бы приятным делом ты ни занимался, не умерев не станешь Буддой».[165]

В то время Сёин не видел никакой разницы между краткостью человеческой жизни и вечностью неба и земли. Он освободился от всевозможных трудностей, которыми изобилует человеческое существование, отбросил различные условия, которыми обставлен каждый день жизни, и единым махом перепрыгнул от самого маленького к самому большому, от самого короткого к самому длинному, обретя видение единства вещей. Такая позиция, обретённая человеком действия, ставящим смерть перед собой, одновременно, посредством пространственного вхождения в Великую Пустоту могут вернуть к Абсолюту (Великой Пустоте) свою собственную маленькую пустоту, наглядно демонстрируя нам теорию китайкё (возврата к Великой Пустоте). Как уже было сказано ранее, когда разбивается небольшой кувшин (человеческая плоть), пустота, находившаяся в нём до этого, немедленно возвращается к Великой Пустоте.

Деятельная сторона учения Янмина становится очевидной на стадии прыжка от осознания к действию при помощи рычага Великой Пустоты. Если бы не было Великой Пустоты, мы утонули бы в осмыслениях и так и не смогли бы освободиться от рассудочности и познавания. Можно сказать, что, если учение Чжуси есть путь, по которому приходят к интуитивному (доброму) знанию, то учение Янмина есть путь возврата к действию, которое совершают безрассудно при помощи активности, используя как рычаг Великую Пустоту (иными словами — нигилизм), обретённую с помощью интуитивного знания.

Здесь нам следует вернуться к личности Ван Янмина — создавшего эту философскую систему. Ван Янмин был человеком, вырвавшимся из пут рассудочности. Он не был учёным кабинетного толка, но прожил бурную и искреннюю жизнь.

Ван Янмин родился в минском Китае в период Сяньцзун в провинции Чжэцзян, как раз когда в Японии заканчивалась эпоха Асикага. Его отцом был известный учёный Огиси (Ван Сифа). В 12 лет он переехал к отцу в северную столицу и, помимо домашнего обучения, занимался у частного преподавателя. Однажды Ван спросил учителя: «Что надо сделать человеку, чтобы стать самым лучшим?» Простоватый наставник ответил: «Читать книги и сдавать экзамены на соответствие званию достойного мужа». На это двенадцатилетний Ван заметил: «Вряд ли это так; чтение книг и изучение деяний святых — само по себе самое лучшее». Говорят, что учитель от изумления прикусил язык.

В 17 лет он женился; в свадебный вечер он пошёл на прогулку и не вернулся. Ему говорили, что в окрестных горах живёт отшельник; туда он и пришёл, и они проговорили до рассвета. В доме жены случился большой переполох, во все стороны послали на поиски людей, и в конце концов его обнаружили в горах.