— Нет людей, которые бы так заботились о своих детях, как я пеклась о тебе с самого твоего младенчества! А в этом году как моровым поветрием унесло сначала правителя Ямасиро, и я блуждала, словно во тьме, а теперь ещё и у тебя появились враги — что за горе! Чем ехать в Рокухара и видеть твои страдания, лучше разделить твою судьбу — убей меня здесь, и сам покончи с собой! Не могу больше видеть, как ты страдаешь! — так заливалась она слезами, и видевшие это тоже беспрестанно выжимали мокрые от слёз рукава. Однако принц-инок изволил запретить им себя убить, и они повиновались.
— Что бы мы сейчас ни надумали, ничего не поделаешь. Пусть Сэйтака отправляется в Рокухара сейчас же! — изволил приказать принц-инок. Когда подвели повозку и усадили в неё Сэйтаку, один за другим сбежались дети, среди которых Сэйтака прожил дни и годы и был с ними днём и ночью. Дети цеплялись за оглобли повозки, горестно стеная: «Как же так! Как же так!», а поделать ничего не могли.
Вместе с ним отправились двое — инок из Окура[515]
и Управляющий церемониями из Добаси. Сколь трогательны были слова принца:— Вот что скажите в Рокухара: «Пусть так решено, и ему отрубят голову, но хотя бы тело его верните мне. Я хоть раз ещё взгляну на него и совершу заупокойные службы!» — так он изволил сказать.
Когда Сэйтаку увезли в Рокухара, мать его, хоть и не хотела видеть его казнь, но не могла выдержать разлуки и пошла босиком в Рокухара, проливая слёзы.
Правитель Мусаси Ясутоки призвал его к себе и сказал:
— Так это и есть сын прославленного правителя земли Ямасиро! Сколь прекрасен он обликом и поведением! Ясно теперь, почему он так приглянулся принцу!
Двое иноков, сопровождавшие Сэйтаку, сказали:
— Принц приказал передать: «Раз уж решено отрубить ему голову, отдайте потом тело, чтоб провести заупокойные службы!» — говорили они со слезами.
Правитель Мусаси принял почтительную позу и отвечал:
— Уже не раз принц изволит обращаться ко мне с такой просьбой, и я помилую Сэйтаку! И ещё — я, Ясутоки, видел у моих ворот женщину. Когда я спросил, кто она, оказалось, что это мать Сэйтаки. Столь непривычно для меня, что такой женщине, как жена правителя Ямасиро, пришлось прийти сюда босиком и стоять у моих ворот! Мне стало так её жаль! Из-за неё тоже я решил помиловать Сэйтаку!
Слышала это и мать Сэйтаки. И она, и те двое монахов возрадовались и сказали, соединив ладони:
— Пусть же вовеки боги будут милостивы к вашим луку и стрелам!
Все они сели в одну повозку и поехали домой.
Сасаки Сиро Нобуцуна из Левой привратной стражи, что приходился Сэйтаке дядей, разминулся с ними у восточной стороны моста, что возле Киёмидзу. Сасаки Сиро после того сказал правителю Мусаси:
— Если сохраните Сэйтаке жизнь, я, Нобуцуна, на ваших глазах покончу с собой!
Правитель Мусаси был неприятно поражён:
— Ты сопровождал меня на всём пути из Камакура, прошагал тысячу пятьсот ри и бился на полях сражений, презрев свою жизнь. Чудом удалось тебе выжить, так разве позволю сейчас тебе убить себя из-за Сэйтаки! Раз так, призовите его сюда! — и Сэйтаку привезли в Рокухара. Люди, понурившись, говорили: «Сколь прекрасно было намерение правителя Мусаси помиловать Сэйтаку, и какой безжалостный негодяй этот Сасаки Сиро!»
Мать Сэйтаки, услышав о том, решила: «Не увидеть мне его больше в этой жизни, кроме как во сне! А смотреть, как его казнят, не могу!» — сошла с повозки и, рыдая, пошла в свою усадьбу, не разбирая дороги от слёз, что застили взор. Сэйтаку же вернули в Рокухара и поручили охрану Рокуро из Левой привратной стражи. Беспрестанно прибывали посыльные от принца, чтобы узнать, как обстоят дела. Один за другим приходили и дети, что дружили с Сэйтакой, а он говорил им:
— Идите домой! И так сердце разрывается в печали, что не увижу больше усадьбу господина принца… — и плакал, прижимая к лицу рукава.
Правитель Мусаси вызвал родичей и вассалов и сказал:
— Кто из вас возьмётся отрубить голову Сэйтаке? — но не нашлось такого, кто вызвался бы: «Я отрублю!» Тогда правитель Мусаси приказал:
— Раз уж он враг Сасаки Сиро, то поручим Сэйтаку ему!
Сасаки Сиро принял Сэйтаку и зарубил его на берегу реки Камо у Шестого проспекта. Перед казнью он сказал:
— Не гневайся на меня! Твой отец, правитель Ямасиро, смертельно меня оскорбил, а говорят ведь: «Смерть врага ненависти не помеха»[516]
, потому-то я тебя и зарублю.А мать Сэйтаки всё-таки пришла на казнь сына и плакала горько. Сэйтака же оборотился лицом к западу и произнёс:
— Славься, будда Амида, учитель, правящий Землёй высшей радости, что в западной стороне! Исполни же великий обет милосердия, помоги переродиться в твоей земле! — и даже ранее, чем он договорил это, голова его упала наземь. Мать его приникла к трупу и возопила громким голосом. Те, кто видел это и слышал об этом — и высокородные, и низкорождённые, храбрецы, и те, кто не отличался храбростью, — не было средь них таких, кто не проливал бы слёзы.