Японский парфюмер

Глава 6 Екатерина и Галка

На рассвете мне приснился крошечный мальчик («Диво», – говорит бабуля), который потерялся и горько плакал. Я взяла его за ручку, и мы пошли в голубую даль, время от времени оглядываясь в надежде обнаружить следы исчезнувших родителей. Но все было тихо. Мальчика никто не искал. Потом он попросился на ручки. Я подняла его, прижала к груди, почувствовала тяжесть и теплоту маленького тельца. Мальчик перестал плакать и замурлыкал. У меня мелькнула мысль взять его себе…

Тут мой сон истончился, стал прозрачным, мальчик исчез, а мурлыканье стало громче. Я открыла глаза и увидела усатую морду кота Купера, он же Марсик, Марсюлик или просто Сюлик для своих, который непринужденно расположился рядом с моей подушкой. Кот вернулся с кошачьих посиделок через открытую форточку, перекусил в кухне и лег отдыхать. Я обычно просыпаюсь от стука форточки и тяжелых прыжков Купера на подоконник, потом на стол и на пол, но, видимо, события этой ночи так меня измотали, что я впала в кому.

Купера-Марсика крошечным трехнедельным котенком принесла в подарок частная ученица Ирочка.

– У нашей Мурзы пятеро котят, – объяснила она, – этот – самый… – Она замялась, – самый… хорошенький!

Котенок был светло-серый, поперечно-полосатый, с толстым животом и тонким мышиным хвостиком. Он смешно заковылял по столу, обнюхивая все, что попадалось ему по пути. Взобравшись на библиографическую редкость, учебник разговорного английского Купера и Рубальского, купленный в «Букинисте», он застыл, полуприсев на задние лапы. Кончик его хвоста слегка подрагивал от напряжения. Мы молча наблюдали, как под ним появилась и стала растекаться небольшая лужица. Закончив, котенок постоял еще немного, словно прислушиваясь к чему-то, потом, осторожно поднимая лапки, отступил в сторону и стал загребать воображаемый песок. Делал он это сосредоточенно и долго. Невозможно было удержаться от смеха, глядя на его вдохновенно-серьезную физиономию. Потом он попытался влезть на кипу тетрадок, сорвался и, упав на спину, замер с поднятыми кверху лапами. Прошла минута, другая. Котенок не шевелился. «Может, он в обмороке?» – предположила Ирочка. Котенок, не меняя позы, повернул голову на звук голоса и уставился на нас блеклыми сизо-голубыми глазами. И снова замер.

– Ты уверена, что это котенок? – спросила я.

У малыша, лежащего на спине и внимательно нас рассматривающего, было маленькое треугольное личико, вполне осмысленное, непропорционально большие задумчивые глаза и круглые уши с загнутыми кончиками.

– Конечно, котенок! – сказала убежденно Ирочка. – Это же нашей Мурзы ребенок!

– А остальные такие же?

– Нет! Те обыкновенные.

Некоторое время мы молча наблюдали за котенком, который, в свою очередь, не меняя позы, наблюдал за нами. Потом я унесла его на диван, сунула под кран испоганенный учебник, и урок возобновился. Котенок уснул в вертикальном положении, забившись между подушкой и спинкой дивана. Издали казалось, что он стоит на задних лапах.

Моя мама, Татьяна Николаевна, не любит кошек. Она выразила неудовольствие, запротестовала – мы тогда еще жили вместе, – но стоило ей увидеть, как котенок сорвался с дивана, шлепнулся на спину и застыл, подняв лапки, она сдалась. Только и сказала: «Надеюсь, он не ушиб позвоночник?» Врач в ней всегда брал верх. Котенок тут же выдал свой коронный номер. «Коронку», – как говорил один из моих учеников. Он повернул голову в ее сторону и уставился на нее круглыми глазами-блюдцами. Триумф был полный. Мама сама выбрала ему имя – Марсик. А вечером позвонила Ирочка и спросила: «Как там наш Купер-и-Рубальский. Привык уже?»

Марсик Купер-и-Рубальский был необыкновенным котом. Он не мяукал, часто падал, срываясь с занавесок, портьер и одежды, висящей на вешалке в прихожей. Упав, надолго застывал. Но самой удивительной его особенностью было то, что, когда его звали, он поворачивал голову и внимательно смотрел в глаза позвавшему. А если сидел спиной, то запрокидывал голову назад. При этом часто терял равновесие, валился набок и застывал.

– Он же видит меня вверх ногами! – удивлялась мама. – Почему он не повернет голову, как все нормальные существа? И почему он все время падает? Может, у него что-то с вестибулярным аппаратом?

Почему, почему? Никто не знал почему. А почему у него кончики ушей загибались наперед? Я иногда пыталась разогнуть их, и мне казалось, что они поддаются. Но потом кончики Куперовых ушей снова приобретали привычную форму. «Как вялые листики!» – говорила Ирочка.

Мяукать Купер так и не научился, зато научился разговаривать. И рос, рос, пока не превратился в большущего темно-серого красавца кота. С детской привычкой спать на спине с поднятыми кверху лапами.

Увидев, что я проснулась, Купер заглянул мне в глаза, прищурился и издал нежный вопросительный звук: «Мр-р-рм?» – что на его языке значило: «Ты не сердишься? Я тебя, кажется, разбудил?»