Японский парфюмер

Я так увлеклась, что не услышала, как открылась входная дверь, не услышала шагов в прихожей и громко вскрикнула, когда услышала чужой хриплый голос:

– Извините, я звонил, но у вас что-то со звонком. А дверь была не заперта. Вы что, никогда не запираетесь? Лихо!

Оторопев, я молча смотрела на Ситникова, стоящего у порога. «Вот и ответ!» – мелькнула мысль.

– Я вас напугал? – Он все еще стоял в дверях. Распахнутое пальто, знакомый по фотографии клетчатый шарф, в руке – перчатки и ключи от машины. – Что с вами? Это я, живьем, а не иллюзия! Эй! – Он помахал рукой.

– Как вы вошли? – с трудом выговорила я.

– Дверь была не заперта, я же сказал. Неужели испугались? – Он радостно хмыкнул. – Я думал, вы храбрее. А что это вы тут делаете? – Он взглянул на стол.

– Это… ничего! – Меня словно жаром обдало. – А вы… что-нибудь случилось?

– Пока нет. Был рядом, дай, думаю, зайду, проведаю. Вы что-то давненько не звонили. Войти-то можно?

Я кивнула.

– Но вы как будто в этом не уверены?

– Не уверена.

– Ну и ладно, – сказал Ситников, не обидевшись. – А раздеться можно?

Я молча кивнула.

Ситников снял пальто и шарф, бросил на стул. Уселся на диван, закинул ногу на ногу и положил руку на загривок Купера. Тот даже не шевельнулся.

– Дверь почему не запираете? Не боитесь? Или район безопасный?

– Брала почту и, наверное, забыла.

– Понятно. А как жизнь? Работа? И вообще?

– Александр Павлович, у вас ко мне дело? – перешла я в наступление.

– Ну… пожалуй.

– Я вас слушаю.

– Екатерина Васильевна, – начал Ситников и замолчал. – Екатерина Васильевна, – сказал он снова, – я боюсь, что известный вам Галкин…

– Вы нашли ему врача?

– Нет. С врачом я еще не говорил. Не успел. – Он вздохнул. – Даже не знаю, как сказать… Дело в том, что Володя умер.

– Как умер?! – вскрикнула я. – Почему? Я ведь… – Я осеклась, беспомощно глядя на Ситникова.

– Как будто бы передозировка наркотиков. Подозревают самоубийство. Он, оказывается, не алкоголик был, а наркоман, причем законченный. Потому его из онкологии убрали, незадолго до смерти… Алины. Какое-то время он работал на «Скорой», а потом его и оттуда… Последний год он вообще нигде не числился.

Я почувствовала, как защипало в глазах. Бедный Галкин! Жил с переломанным хребтом и умер, как бездомная собака, в одиночестве, ничтожестве и бедности. А ведь попадись ему женщина вроде Елены, мягкая и добрая, жил бы с ней, не тужил, детей нарожал бы…

Сильные личности подходят в спутники не всем. В жизни часто достаточно просто иметь рядом человека. Бедный, бедный Галкин! Не в силах сдерживаться, я закрыла лицо в ладонями и заплакала.

Ситников сидел молча. Потом осторожно положил руку мне на плечо и притянул к себе. Я почувствовала жесткую ткань его пиджака, запах его кожи и лосьона. И сильный и размеренный стук его сердца – бум-бум-бум! Он погладил меня по голове, отвел ладони и, достав из кармана носовой платок, стал вытирать мокрое от слез лицо, повторяя: «Ну, будет, не надо, успокойтесь. Ему там лучше, поверьте. Этот мир не для слабых, а он всегда был слабаком, ваш Галкин… Он уже дома… есть люди, которым жизнь в тягость, у человека должно быть право умереть… и это право нужно уважать. Слышали о докторе Кеворкяне? Американский врач, отстаивает право на добровольную смерть… – Видя, что его слова вызывают у меня новые потоки слез, Ситников произнес с досадой: – Да успокойтесь же вы наконец! Смотрите, на кого похожи… чистая уродина!»

Я перестала всхлипывать.

– Что? Как вы сказали?

– Я сказал, что слезы вас не украшают. Хотя допускаю, что есть женщины… Но вы к их числу не относитесь.

– Как вы меня назвали?

– Как назвал? Не помню! А вам что послышалось? – Он ухмыльнулся.

Наши глаза встретились. В его взгляде читалась откровенная насмешка. Он даже не попытался притвориться огорченным! Горячая волна возмущения забилась у меня в горле, и тонкая острая игла воткнулась в сердце. Я резко отодвинулась и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Вы сказали, что я уродина!

– Уродина? Ну, что вы! Вам показалось! Вы совсем не уродина, а наоборот, очень даже… привлекательны.

– Но я же слышала! Я не идиотка! – Я почти кричала, отмечая тем не менее иррациональность происходящего и ослепляющую ярость, которую вызывал во мне этот человек… его нахальная ухмыляющаяся рожа! Я приказала себе остановиться, но было поздно. – Вы сказали, что я уродина! – выкрикнула я.

– Ну, если вам так хочется, извольте! – Ситников, в свою очередь, повысил голос и поднял руки, словно сдаваясь. – Да, сказал! И могу повторить еще раз – уродина! – И тут он вдруг дернул меня за волосы!

Страх, мутный и липкий, медленно пополз по спине. Кульминацией этой странной сцены стал пронзительный звук сирены, от которого мы оба вздрогнули.

– Моя машина! – Ситников вскочил и бросился вон из комнаты.

Я стала приходить в себя. Первой моей мыслью было запереть дверь и не пустить его обратно, но я упустила момент – он уже поднимался на крыльцо. Почему этот человек все время говорит мне гадости? Он пришел ко мне… его никто не звал…

«А откуда у него мой адрес?» – вдруг пришло мне в голову. Я схватила мобильник, бормоча: