Японский парфюмер

– Только бы она была дома! Только бы дома!

Видимо, моя молитва была услышана – я услышала Галкин голос.

– Галюсь, это я! – прошептала я.

– Катюша, что случилось! – В голосе Галки был испуг. – С тобой все в порядке? Почему ты шепчешь?

– Ничего не случилось! Позвони мне через пять минут! Я не могу говорить!

– Ты где?

– Дома! Я не могу говорить! Поняла? Через пять минут!

– Катюша, что происходит? – Галка, похоже, не на шутку перепугалась. – Ты не одна?

Я слышу шаги в прихожей и поспешно сую мобильник под подушку.

– Очень чувствительное устройство, – сказал Ситников как ни в чем не бывало. – Достаточно проехать близко другому автомобилю, как оно срабатывает.

– Хотите чаю? – вдруг произнесла я. Вопрос вполне дурацкий, принимая во внимание предыдущую сцену.

– Чай – это хорошо, – не сразу ответил Ситников, рассматривая меня. У него было озадаченное лицо.

– Или кофе?

– Или кофе. Все равно.

«Да звони же ты наконец!» – мысленно обратилась я к Галке. Мобильник взорвался мощными аккордами. Я выхватила его из-под подушки, успев перехватить удивленный взгляд Ситникова.

– Да! – сказала я и, прикрыв микрофон, непринужденно обратилась к Ситникову: – Александр Павлович, будьте добры, поставьте чайник, я сейчас! – снова в трубку: – Да, я вас слушаю! Кто это? – в ответ на Галкины вопли «Что случилось?».

Привстав с дивана, я подглядела, как Ситников, помедлив, вышел в коридор и безошибочно толкнул кухонную дверь. Купер бежал за ним следом.

– Алле! Алле! – надрывалась Галка. – Катюха, что случилось?

– Все в порядке! – прошипела я, ловя звуки из кухни – звяканье чашек, звук льющейся из-под крана воды. – Я перезвоню!

Вернулся Ситников, уселся на диван. Воцарилось молчание.

– Как зовут этого доктора? – вдруг вспомнила я.

– Джек Кеворкян.

– Он считает, что у человека есть право на смерть?

– Да. – Ситников по-прежнему был озадачен. Посмотрел испытующе, тут же отвел взгляд. Его оживление испарилось, похоже, я испугала его своей непредсказуемостью.

– А право на убийство? – лезла я напролом.

– На какое убийство? – Брови его взлетели.

– На любое!

– О чем вы?

– А вы не знаете?

– Не знаю! – рявкнул Ситников. – Что вы несете?

– Давайте тогда о чем-нибудь другом. Ну, например, кто ваш любимый писатель?

– Писатель?! – Он посмотрел на меня с опаской.

– Или нет, давайте лучше о… детективах, – неслась я дальше. – Вы любите читать детективы? Какие вам больше нравятся – с кровью или без?

– Как-то не думал об этом, – процедил Ситников. Мне показалось, он отодвинулся от меня.

– А цветы? Какие цветы вам нравятся? Белые лилии, например? Как вы относитесь к белым лилиям?

– Хватит! – Ситников вскочил. – Вы совсем свихнулись из-за ваших дурацких игр! Я запрещаю вам совать нос в мои дела! Не подходите близко… ко мне! К моему дому! Обратитесь к врачу!

– К Кеворкяну?

– Идиотка!

Он выбежал из гостиной, я услышала, как хлопнула остервенело входная дверь, и увидела, как он несется вниз по ступенькам крыльца. Клетчатый шарф, как знамя побежденного, волочился по снегу.

– Право на смерть, – пробормотала я. – Удобно… все, кто умерли, тоже имели право на смерть… а на жизнь?

Из глубокой задумчивости меня вывел смеющийся голос, пропевший:

– Екатерина Васильевна, вы что, роль репетируете?

Я вскрикнула. На пороге очаровательным видением стояла Вероника Юлиановна, начальница друга сердечного Юрия Алексеевича. В легкой шубке, накинутой на плечи, белом пуховом свитере и светлых брюках, благоухающая, улыбающаяся, в ореоле платиновых волос…

Я почувствовала себя глупо.

– Просто задумалась. Заходите, Вероника.

– А почему у вас дверь не заперта? И звонок, похоже, не работает?

– Почту брала и, наверное, забыла запереть. А звонок… не знаю. Работал…

– Ну, тогда здравствуйте! – Вероника шагнула в комнату. – А у вас тут очень мило! Домик кажется совсем маленьким снаружи, а внутри очень даже… просторно. О, да тут и чай готов! Только не говорите, что вы меня ждали! – Она смеется, сыплются знакомые хрустальные бусинки…

– Он уже остыл, – говорю я, кляня себя за неумение найти легкий беззаботный тон. Мои слова прозвучали так печально, что Вероника снова расхохоталась:

– Да бог с ним, с чаем! Я пошутила.

Я тоже улыбнулась и вздохнула.

– Я была в вашем районе, навестила бывшую сотрудницу. Завезла кое-какие продукты и рассказала последние сплетни.

Я рассматривала ее оживленное лицо – до чего хороша! И если Юрий… то я его понимаю. Я смотрела на гостью и упорно молчала. Да скажи же что-нибудь, чучело, одернула я себя. Нельзя же так нахально пялиться!

– Можно присесть? – спросила Вероника, улыбаясь, и я опомнилась.

– Да, да, конечно! Можно на диван. Кофе? Чай?

– С удовольствием! – рассмеялась Вероника. – Кофе, если можно.

Мы вместе уносим в кухню чашки с остывшим чаем. Вероника двигается легкой танцующей походкой.

«А может, не сорок, – думаю я. – Не может быть, чтобы сорок! Она же совсем… девочка!»

Я была благодарна Веронике за то, что она ни о чем не спросила.