Яркие огни, большой город

Тебе бы не очень хотелось хвастаться работой, которую ты со дня на день можешь потерять. Жаль, что раньше и ты, и другие считали ее чем-то особенным. Тебя коробит при мысли о том, как ты пускал пыль в глаза, расписывая свои журналистские похождения. Ты рассказываешь ей про нудную процедуру проверки фактов, про долгие часы, проведенные над словарями, телефонными справочниками, энциклопедиями, правительственными брошюрами. Признаешься, как тебе устроили выволочку за то, что ты стал делать стилистические поправки.

— Как интересно,— говорит Викки.— Мы с тобой знакомы не больше двух часов, но я уже понимаю, что эта работа не для тебя.

— Это точно, не для меня.

Вы стоите на углу Четвертой западной улицы и Седьмой авеню, делаете вид, будто ожидаете такси, чтобы отвезти Викки на квартиру Тэда. Пустые машины катятся мимо, а вы с Викки все говорите и никак не можете наговориться. Вы говорите про работу, про деньги, про Кейп-Код и про то, что на завтрак надо есть овсянку; вы обсудили даже проблему Духа и Тела. Ты уже записал ее адрес и номер телефона в Принстоне. Когда вы шли из ресторана, она взяла тебя за руку, и ты продолжаешь держать ее ладонь в своей. Видишь, как проходящие мужчины — по крайней мере те, что не гомики,— посматривают на тебя с завистью. Ради нее ты готов совершать безумства: можешь снять фуражку с головы полицейского или сорвать браслет с одного из подвыпивших кабальеро на Кристофер-стрит. Или даже забраться на фонарный столб и размахивать с самой верхушки ее косынкой.

— Теперь мне и вправду надо идти,— говорит она.

— Как жаль.

— Мне тоже.— Она придвигается ближе и целует тебя. Ты отвечаешь ей тем же, ваш поцелуй затягивается. Тебя охватывает желание. Ты думаешь, не позвать ли ее к себе домой, но потом решаешь, что не надо. Лучше сохранить этот превосходный вечер в чистоте, чтобы, вернувшись к себе, вспоминать на сон грядущий все его великолепные подробности и предвкушать, как завтра утром ты ей позвонишь. И пусть Клара Тиллингаст катится к чертовой матери, сегодня вечером ты счастлив.

Пигмеи, хорьки и мясной фарш

За завтраком, состоящим из кофе и яиц, читаешь «Таймс» и «Пост» (включая страницу спортивных новостей). Коматозная мама, похоже, протянет недолго. Бостон выиграл на баскетбольном поле, на бейсбольном — проиграл. Официантка уже не меньше шести раз подливала тебе кофе, а на часах всего лишь восемь тридцать. Ты проснулся в шесть тридцать, с ясной головой, словно всю жизнь вставал в такую рань. Отчасти это объясняется приятным волнением после вчерашнего вечера с Викки, отчасти страхом от предстоящего разговора с Кларой. Проснувшись, ты сразу же позвонил Викки. Она сказала, что Тэд так и не пришел домой и что спала она замечательно, но прежде пришлось убедить привратника в том, что она находится тут на законном основании. Тебе хочется позвонить ей снова и рассказать в подробностях, как ты завтракал.

В девять тридцать ты в редакции. Мег уже здесь. Увидев тебя, она явно пришла в замешательство. Ты можешь только догадываться, что случилось вчера после возвращения Клары. Теперь уже всех оповестили о твоей профессиональной непригодности. Ты даже не спрашиваешь, в чем дело.

Однако Мег не может вынести этой недоговоренности. Она подходит к твоему столу и сообщает:

— Клара вне себя. Она говорит, что французский материал — сплошная путаница, но сейчас вынимать его из номера уже поздно. Вчера вечером на совещании, когда решали, что делать, был грандиозный скандал.

Ты киваешь головой.

— Что случилось? — спрашивает она, словно и без того ясный ответ почему-то не пришел ей в голову.

Появляется Риттенхауз и приветствует, тебя как обычно — нечто среднее между кивком и низким поклоном. Тебе будет не хватать этого человека, его манер бухгалтера эдуардианской поры, его галстука бабочкой. Повесив шарф и шляпу на вешалку, он подходит к твоему столу. Выглядит он, пожалуй, не так мрачно и печально, как всегда.

— Мы тут говорим про эту французскую статью,— произносит Меган.

Риттенхауз кивает:

— Я считаю, что они бесстыдно изменили график. Хотя у них, очевидно, были на то свои причины.

— У тебя почти совсем не было времени на проверку,—говорит Меган.— Все знают, что этому автору верить нельзя.

— Мы все полностью тебя поддерживаем,— говорит Риттенхауз.

Утешения в этом немного, но ты благодарен им за заботу.

Неторопливо входит Уэйд и останавливается перед твоим столом. Он смотрит на тебя и пощелкивает языком.

— Какие цветы принести на твою могилу? У меня уже и эпитафия готова: Он не выносил фактов.

— Не смешно, Ясу,— говорит Меган.

— Ну, ладно. Даже у Лира был шут.

— С каждым из нас могло случиться то же самое,— говорит Меган.— Нам нужно поддерживать друг друга.

Ты мотаешь головой:

— Черт возьми, да я сам во всем виноват. Сам себе вырыл могилу.

— У тебя совсем не было времени,— говорит Меган.— Статья написана страшно небрежно.

— Все мы когда-нибудь пропускали ошибки,—добавляет Риттенхауз.

— Она, наверное, совсем никудышная? — спрашивает Меган.— И потом, ты же почти все проверил?