«Такой богатый монарх умирал на земле», – вспоминали сенаторы, находившиеся тогда в Вилянувском замке. Только они напоминали о высоком ранге Яна III. Место, где умер король, показалось им недостаточно значимым, и тело Яна было немедленно перевезено в Королевский замок в Варшаве, тесно связанный с его деятельностью и величием. Его смерть многими рассматривалась как трагедия и предзнаменование бедствий, от которых, как считалось, Польша была защищена самим именем монарха. Да и сам Ян так считал. Когда епископ Анджей Залуский попросил его сказать его последнюю волю, король твердо заявил: «Целостность потеряна для Польши – дух болезни витает над нацией, и могу ли я тешить себя надеждой, что моя последняя воля восстановит ее разум?… Не настаивайте, не хочу и слышать об этом!»[93]
В тот день по всей Речи Посполитой с башен костелов раздавался звон колоколов, которые словно играли похоронный марш не только над останками короля-воина, но и скорбно провозглашали, что вместе с ним масштаб и величие Ягеллонской республики уходят в прошлое. Правда, здесь следует учесть, что, согласно мемуарам пребывавшего в Речи Посполитой при Яне Собеском ирландского доктора Бернарда Коннора, «церемонии похорон в Польше обычно проводятся с такой помпой и великолепием, что их нередко можно спутать с триумфом или праздниками»[94]
. Похоронили короля в монастыре капуцинов в Варшаве. На его фигуре красовалась горностаевая мантия, в руках он держал скипетр, но на голове вместо короны был надет стальной шлем простого воина.Так, в отличие от торжественного ухода в иной мир западноевропейских государей, ярким примером которого была смерть Людовика XIV в 1715 году, последние минуты жизни польских королей, в частности, Яна Собеского, являлись скорее личным и глубоко религиозным актом, нежели событием государственного масштаба. В значительной мере этому способствовало государственное устройство Речи Посполитой. «Театр смерти» французского короля состоял на службе Величества до последней минуты, тогда как «первый среди равных» в Польше мог уйти из жизни как обычный человек и получить лишь «театр после смерти» – пышную похоронную церемонию. Публичность процесса кончины монархов раннего Нового времени во многом определялась не только самой личностью правителя, но и геополитическим положением и государственным устройством территории, которой он управлял.
Ни один из троих сыновей Марии Казимиры не стал серьезным претендентом на польский трон. Правда, когда началось межкоролевье, Якуб Людвик был уверен, что корона достанется ему. Он стал подписывать документы только именем, заставил себе присягнуть королевскую гвардию, а казну, наряду с коронным маршалом и подскарбием, опечатал своей печатью. К нему даже стали обращаться искатели монарших милостей. Но Марысенька не изменила своего былого отношения к Якобу – напротив, к прежним противоречиям добавились новые – из-за раздела родового имущества. Более того, на Конвокационном сейме вдовствующая королева заклинала шляхту не выбирать никого из братьев Собеских, поскольку в Польше есть множество сенаторов, более достойных короны. Она предложила кандидатуру киевского воеводы Мартина Контского, который удивился этому, поскольку несколько месяцев назад королева воспрепятствовала назначению Контского на должность польного гетмана коронного. Из-за непредсказуемого поведения и постоянных интриг решением сейма ее выслали из Варшавы.
После победы на выборах 1696 года Августа Сильного и саксонской партии Марысенька уехала в Рим к бывшему папскому нунцию в Польше Иннокентию XII. С 1709 года у нее в услужении был композитор и органист Доменико Скарлатти, который написал несколько опер для частного театра польской королевы в изгнании. В 1714 году, оставшись после смерти Иннокентия без средств, Мария Казимира отправилась во Францию, но Людовик XIV запретил ей приближаться к Парижу. Ей на выбор был предоставлен один из трех замков на Луаре – Шамбор, Амбуаз или Блуа. Она поселилась в Блуа. Выделенные Марысеньке апартаменты не были готовы, и ей пришлось поместиться в нижнем неотапливаемом этаже дворца. Зима выдалась суровой, она долго и сильно болела. 30 января 1716 года Мария Казимира де ла Гранж д'Аркиен скончалась от воспаления легких. В мае 1716 года она была похоронена рядом с мужем в Варшаве. Но слава Яна Собеского ненадолго разлучила их после смерти – в 1733 году его прах перенесли в усыпальницу польских королей в Вавельском соборе в Кракове. Через год в Краков перевезли и останки Марии Казимиры. Последняя из Собеских, дочь Якуба Мария Каролина (1697–1740), незадолго до смерти завещала все владения (11 городов и 140 селений) Михалу Казимиру Радзивиллу. Так, семейные реликвии Собеских, в том числе и их портреты, попали к Радзивиллам[95]
.