Ярмарка безумия

- А потом вдруг объявился этот судья. Заслуженный юрист! Сначала были какие-то слухи, на которые я не обращал внимания. Потом оказалось, что он частый гость в прокуратуре, где ему по старой памяти дают для ознакомления дело Ампилоговой. Затем я узнал, что он встречается с ее подругами, вышел на следователя, договорился о встрече с охранником Ампилогова, который ночевал на даче в ночь убийства. Я ничуть не боялся, что он что-то раскроет, нароет, но…

- Я так понимаю, тогда резко изменилось ваше положение в холдинге? - спросил Ледников. - Вы уже не контролируете события? Больше того, вами недовольны, с вами хотят расстаться?

- Да, - хладнокровно согласился Негодин. - Ситуация в холдинге стала уже совсем плохой для меня. Новые владельцы хотели, чтобы от прежней репутации холдинга, не боявшегося конфликтовать с властями, ничего не осталось. Им был нужен новый имидж - крайне лояльный. Новому начальнику Службы безопасности была поставлена задача - по возможности избавиться от сотрудников, на которых лежит тень прежних деяний. Они даже решили сдать в правоохранительные органы архив, который мы наработали во времена «мангумов», - расшифровки прослушек телефонных разговоров на самом верху, секретные документы, донесения тайной агентуры… И этот комсомольский боров, мой новый начальник, заявил, что выгораживать в случае чего он никого не будет, так что заботьтесь о себе сами… А что было бы с Катей, если бы меня вдруг сдали? Она попадала во власть этого извращенца Цапцына!

Зачем он обо всем этом рассказывает? Ледников на мгновение прикрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть от взгляда Негодина, который все это время не сводил с него глаз. Хочет как-то расположить к себе и дождаться ответной откровенности? Или это присущее маньякам и шизофреникам желание рассказать все кому-то? Желание, буквально сжигающее им мозг?

Мышцы напрячь - отпустить, напрячь - отпустить…

- Вот, собственно, почему мне надо было заботиться о себе, - объяснил Негодин. - А тут этот старый хрыч стал копаться в делах давно минувших дней. Сначала я решил просто взглянуть на этого деятеля. Оценить, на что он еще годен. Может, он уже в маразме? Трогать я его не хотел. Хотя убрать без шума больного одинокого старикана, сами понимаете, не проблема…

- И все-таки пришлось тронуть, - даже не спросил, а как бы спокойно констатировал Ледников.

- Да нет же! Все получилось глупо. Он стоял у края этой дурацкой ямы рядом с этой бочкой. Я подошел. Мы разговаривали, вполне спокойно и мирно…

- Любопытно, кем же вы представились?

- Писателем! - расхохотался Негодин. - Писателем, который пишет историю современности. Постсоветской эпохи. И в частности, в настоящее время занимается делом Ампилогова… Но в какой-то момент он вывел меня из себя. Принялся рассуждать о том, что закон должен быть исполнен любой ценой. А я подумал: вот найдешь ты, старый хрыч, сейчас доказательства моей причастности к этому делу, и что? Меня тут же сдадут свои, а Катя, ни в чем не повинная, останется в руках извращенца… И это было бы справедливостью? Торжеством закона?

Глаза Негодина налились тяжелой, стылой ненавистью, словно перед ним опять стоял нелепый старик, способный, не зная того, разрушить всю его жизнь.

- Я только шагнул к нему, а он попятился и свалился в яму…

- Там была еще металлическая бочка, которая раздавила его, - тихо напомнил Ледников.

- Бочка? - удивился Негодин. - Ну, была бочка. Кажется… Наверное, он схватился за нее рукой… Не помню. Какая разница!

Негодин замолчал. Ему вдруг ясно вспомнилось, как все тогда случилось.

Старик лежал на дне ямы, раскинув руки. Шапка свалилась с его лысой головы и плавала в ледяной жиже рядом. Не пытаясь даже пошевелиться, старик чуть слышно произнес:

- Помогите…

Он внимательно посмотрел на него сверху и вдруг зачем-то ногой спихнул в яму прямо на старика ком замерзшей земли. Жесткий ком с глухим стуком рухнул прямо на грудь старика. Видимо, тело старика отозвалось на удар мучительной болью, потому что он попытался судорожно пошевелиться.

- Смотри ты, какой живучий, - удивился Негодин. А потом дружелюбно спросил: - Больно? Что делать - сам напросился. Кто тебя просил лезть куда не надо? Конечно, вряд ли бы ты до чего-то докопался, но рисковать я не могу.

Он даже присел на корточки, чтобы старик лучше его слышал.

- Что же мне с тобой делать, старичок? Так оставить помирать? А вдруг выйдет какой-нибудь ежик из тумана да и спасет тебя… А мне это надо? Чтобы ты на меня милицию навел? Извини, не для того я сюда пожаловал. Пристрелить? Найдут пулю, заведут дело, начнут искать… И зачем мне эта головная боль? Ну, что еще мы можем предпринять? Спуститься и придушить тебя там? Ботинки марать неохота. Так что…

Он встал, задумчиво осмотрел железную бочку, потрогал ее рукой в перчатке, как бы проверяя, прочно ли она стоит, а потом вдруг легко, без всякого напряжения толкнул ее, и бочка, съехав с подложенных под нее кирпичей, грохнулась в яму…

Из кухни доносились звуки, свидетельствовавшие о том, что Якуб, видимо, не страдает отсутствием аппетита.