...Колонна галичан головой почти достигла ухабистых подножий холмов, когда взору снова открылись широкие вытоптанные круги покинутых татарами юрт.
Деревянные остовы, сушилки для шкур, одеял и одежды, закопчённые до черноты очаги, оставленные волокуши, войлоки и прочий кочевой хлам виднелись и в двух других тесных лощинах, зажатых среди солончаковых гряд. Всё, как видно, было брошено при поспешном бегстве. Всё обыденно и знакомо, что уже не раз наблюдали глаза русичей за Днепром, с той лишь ощутимой разницей, что избитая копытами лошадей земля была тут густо умощена трупами. По всему, татары в страхе бросили свезённые с ристалища тела своих соплеменников, оставив их на съедение зверью и стервятникам. Тут же кособочились пришедшие в негодность кибитки, возле которых ковыляли хромоногие кони; были среди них и осёдланные, но порожние, без седоков, были и такие, в окровавленных шкурах которых торчали русские стрелы.
...Всадники с рыси перешли на шаг и вновь окоротили храпевших коней. Прямо перед подножием холмов тянулась бурая равнинная коса, сплошь усеянная каким-то ржавым тряпьём, над которым чёрными тучами кружило горластое, вспугнутое воронье.
На деле то, что издали виделось «рваньём» и «вретищем»... были тела — изрубленные мечами и секирами, дырявленные стрелами и копьями. Безмолвные и разбросанные, они лежали и в одиночку, и по трое, и десятками, и сотнями. С некоторых ещё даве половцами были содраны приглянувшиеся доспехи, кольчуги, тулупы и сапоги.
...Вот и сейчас хан Ярун, забыв об опасности, дал волю своим хищникам. Всадники с ликующим гиком и воем рассыпались, как горох по полю, подбирая кто оброненный лук с колчаном, кто меч, щит или монгольское копьё.
— Тьфу, падальщики!.. — сорвалось с губ Мстислава.
— Ха, однакось зело борзо мы покосили вчерась эту нечисть! Не одна тыш-ша тут... Гарный урожай снял нехристь. — Воевода Булава злорадно щупал глазами по «мёртвой» косе; его заветренное лицо кроила кривая улыбка. После увиденного до чистой победы над ворогом, казалось, оставалось всего ничего... Лихорадочное ожидание удачи передалось и другим; оно окатывало с ног до головы горячим бесовским весельем, кружило голову до тошноты...
— Эва! Татарва бежала от нас, как зайцы от кречетов! — взорвались запалённые голоса и сорванный, звенящий нервами хохот.
— Догоним!
— Раздавим гнид!! — гремели щитами подошедшие чуть погодя волынцы.
— Долго ль ишо пылити нам по сей жарище за смертью?
— Скорее б в мечи! Да к Днепру!..
...Однако самого Мстислава Мстиславича эта картина весельем не забавляла. Недаром князь имел ражий опыт — всю жизнь, с юных лет, провёл он в ратных скитаниях и делах, сражаясь за кого угодно и с кем угодно, только б слава была да пожива!
Нет, он не обрадовался покинутому стану. Их было уже довольно. Не стан — сам враг должен был оказаться в его руках. Не по душе пришёлся и настрой дружины. Уж кому другому, а ему было лично знакомо это шальное, злосчастливое чувство, являвшееся на войне предвестием бед и напастей. Оно, как сладкий хмель, дурманило голову, бросая в ту блаженную слепоту, за оной, точно гром из тучи, таились удары судьбы и роковые потери.
Князь поднял руку, останавливая движение. Его свита первой углядела, как из-за дальних солончаков появилась едва приметная группа лазутчиков-половцев; захлёстывая коней, они вклинились в скопища хана Яруна, где растворились, как ложка сахара в кипятке.
— Все в строй! Приготовиться к бою! — Мстислав осенился крестным знамением.
— К бою!! К бою!., ою!.. ою-у!.. — гремящим эхом полетело по пыльным железным цепям.
Всем не терпелось в последний раз схватиться с ненавистным врагом, взять «на мечи и копья» обескровленных, как думало большинство, иссякших духом и силой язычников. В висках дружин стучали слова князя: «Пусть чёрные силы выходят на бой! И да свершится над нами всеми справедливый Суд!»
...Покуда ждали вести от половцев, державших правое крыло рати, князь Мстислав в последний раз с надеждой глянул в родимую сторону. Не видать ли выручки — русских дружин? Не затрепещет ли Верой и Надеждой на ветру в Дикой Степи, среди копий подмоги, его святой оберег — хоругвь Ярое Око?!
Но нема и пустынна была степь. Лишь в версте от них угрюмо стояли под суровеющим солнцем сбитые в осадный круг ратные повозки, где дневала сотня бойцов старшины Крутояра.
...Хлипко и сиротливо струился над княжьим шатром небесный вымпел с золотым ликом — точно Русь прощалась со своими сынами.