И тут же к Ярославе подоспели три островитянина, что попытались ухватить ее под локоть. Ворожея вскрикнула, но не успела даже сообразить, что произошло. Потому как в следующий момент у всех воинов - степных и тех, что были хозяевами этого места - в руках появилось оружие.
Ярослава не разумела, как такое возможно. Она сама видела, как колчаны степняков забрали сразу же после битвы. Да и сабли, изогнутые степным полумесяцем, отняли.
Верно, те наконечники стрел, что зажаты нынче в руках степняков, не дадут продержаться в бою долго, только и их хватит, чтобы унести треть жизней из высокого зала. Вслед за дымом, что стремится ввысь...
Дар сорвался с места. Закрыв собой Ярославу, он метнулся вместе с нею к самому вождю. И, приставив к его горлу острие стрелы, тихо проговорил:
- Она - моя. Мы связаны. Жизнь с жизнью.
Вождь медлил. Дышал яростью. Но все же такое бесстрашие степняка, видимо, позабавило его, отчего он произнес:
- Знаешь, как меня зовут?
- Знаю, - откликнулся Дар. - Ормом Кровавым.
- Орм, - кивнул ему вождь, - означает на нашем наречии "змей". Это имя дают за хитрость. За мудрость. И за умение жалить. Кровавый...
Он на миг остановился, давая понять Дару значение своего прозвища.
- Сразимся? - Спросил вождь с прищуром. - Если победишь, по законам нашего народа ты станешь править всем этим, - он обвел рукой зал, отчего воины, даже те, что стояли поодаль, притихли. - И ни один из них не посмеет ослушаться твоего приказа. Сможешь править Сизой Землей. Или вот забрать свою женщину, корабль из тех, что покрепче, и отбыть в ту же минуту. Проиграешь...
- Я согласен, - ответил ему Дар.
***
Белый Город встретил Хана черной сажей на растрескавшемся камне, запахом гари и аспидного колеру дымом, что валил со всех сторон. Простого люда на улицах было мало. Те, у кого остались дома, скрылись в них, заперев что ставни, что двери сами. Остальные же...
Попрятались, опасаясь гнева степняка. Что ж, это и ладно. Аслан-Лев шел сюда не за тем.
Колесница, запряженная вороной двойкой степных скакунов, мерно шествовала по головной улице, отражаясь золотым великолепием в талых лужах, тут и там окрашенных кровью. И если бы не верные воины, в него бы полетели что камни, что копья. Да только тут степняка боялись...
Страх - Хан чувствовал это - пропитал город душной завесой. И тот остерегался Степного Льва. Хоронился детьми своими, и был бы рад схорониться сам, если б то было возможно.
А ведь Белоград изменился.