Перехватывает ладонью руку врага, и, занеся меч на его горлом, всего на миг останавливается взглядом на его запястье, что оголяется под широким рукавом рубахи плотного сукна. А на ладони той старой болью, белесым напоминанием глаза режет почти забытый знак.
Округлый, сплетенный из вязи старых шрамов. И в нем меч изломанный - знаком тому, что рабу уж не носить оружия. А еще плеть... ее не забыть.
Дар медлит всего минуту, но и ее хватает для того, чтоб лезвие меча самого Орма уперлось ему в грудь, и силы сравнялись. И, верно, еще бы миг...
- Здебор? - Дар говорит это так тихо, словно и сам не может поверить произнесенному. Но имя названо, а слух островитянина слишком чуток. И взгляд того, кого прозвали Ормом, останавливается на рубцовой отметине, а Дар осторожно протягивает к нему ладонь. Свою, что так же запятнана старыми рубцами. И тоже вот спрятана от глаз людских.
И две отметины, похожие, словно капли воды, сходятся друг перед другом.
Орм удивленно опускает меч, и под гул ничего не разумеющих воинов, так же тихо отвечает:
- Нет, степняк, я не Здебор. Но давным-давно, в забытой прошлой жизни, я знал того, кто носил это имя. Как и тавро, что въелось в его тело.
Мечи со звоном ударяются о землю, и Орм приказывает:
- Подайте тулупы.
Одежду подают так скоро, что Дар остается в недоумении. Он не разумеет, что происходит с островитянином. Но тот лишь кивает в сторону ворожеи:
- Пусть останется здесь. Даю тебе слово, с женой твоей ничего не случится. Пойдем!
Он проходит по людской улице, среди которой десятки глаз глядят на него с недоумением, и лишь тогда, когда они с Даром оставляют позади себя последнюю избу, рукой указывает в сторону высоких деревьев:
- Я отведу тебя к нему, степняк. Только он больше не зовет себя лесным назвищем. Ненавидит тех людей больше моего. И, стало быть, меч тебе еще сгодится.
***
Хан разумел, что у него - лишь день. И коль не поспеет он до прихода ночи...
В воспоминания тут же ворвался тяжелый медуничный смрад, а в углу покоев сгустился туман. И если все так, как он думает...
Бахсы собрались в Белом Зале и уже ждали Хана-Льва вторую годину. Но тот все не шел. Отчего? Помнится, старый Абу говорил, что рыбу, пойманную у самого Южного Моря, нужно есть с головы. Вот только голова ль - Белый Зал? Аслан сомневался, а оттого и воскрешал в памяти вчерашний день.