Ярость

Жиденькие аплодисменты. Ясное дело, а кто аплодирует прокурорам. Представителям профессии, цель которой — лизать задницу политикам или отпускать гадких преступников, схваченных доблестной полицией, или же партачить судопроизводство или обвинительные акты. Если бы он знал о собственной профессии только лишь из средств массовой информации, то в свободное время ходил бы в суд, чтобы оплевывать прокурорам их тоги.

Шацкий застегнул верхнюю пуговицу пиджака и уверенным шагом прошел по актовому залу к трем ступенькам, ведущим на возвышение. Оно не было выше его колен, так что он мог бы вскочить на него в один миг. Но, во-первых, у него не было желания прыгать словно обезьяна, а во-вторых, хотелось пройтись маршем перед аудиторией, чтобы дети увидели, как выглядит человек, стоящий на страже закона.

На Шацком был, как он сам его называл, «бондовский набор»: британская классика, которая никогда его не подводила, когда желал произвести впечатление. Костюм серого цвета неба перед грозой, в практически невидимую светлую полоску, голубая сорочка, узкий галстук графитового цвета с тонким узором. Платочек из необработанного льна, на сантиметр выступающий из кармашка пиджака. Запонки и часы из матовой хирургической стали. Того же самого оттенка, что и его густые, совершенно седые волосы. Сейчас он выглядел устоем силы и устойчивости Польской Республики.

Шацкий чувствовал на себе взгляды девочек, которые только-только успели превратиться в женщин — большинство из них как раз открыло, что мужской мир не заканчивается на блузах одноклассников, мятых пиджаках отцов и дедовских растянутых пуловерах. Они узнали, что существует классическая элегантность, означающая мужскую декларацию спокойствия и уверенности в себе. Способом сказать: мода меня не интересует. Я был, есть и всегда останусь модным.

Когда Шацкий это придумал, еще в институте, и решил довериться британскому покрою, более близкому его сердцу, чем итальянский и американский, то принял за аксиому, что сам он никогда не сможет себе позволить ассортимент с Сэвилл-Роу и даже pret-à-porter с высшей полки. Пришлось как-то приспособиться к костюмам с берегов Вислы, выглядящим словно от Хантсманна или Андерсонна и Шепарда. И такой способ он нашел. Это была, похоже, наиболее тщательно охраняемая тайна прокурора Шацкого.

Сейчас его провожали сотни молодых пар глаз, не желающих поверить, что этот вот тип, на котором тряпки лежат лучше, чем на Дениэле Крейге,[13] работает в бюджетной сфере. Осознавая производимое впечатление, Шацкий прошел мимо скучной академической картины, изображавшей некую античную сцену, и остановился перед микрофоном.

Нужно сказать что-нибудь веселое; у него складывалось такое впечатление, что все ожидают именно этого: молодежь, учителя, парень с дредами, снимающий торжество для школьной хроники. Директриса тоже желала бы увидеть в Youtube, как она легко и красноречиво представляет прокуратуру, что ни говори, ведь настоящий мужчина, а не сухарь, читающий на память статьи кодекса перед камерами. Сам же он желал почувствовать себя на мгновение одним из присутствующих в зале, припомнить, что когда-то был даже не молодым — это его не привлекало — но свежим. Другими словами: неиспорченным.

Шацкий разыскивал в памяти какую-нибудь школьную шутку для начала беседы, но посчитал, что не может заменить одну стилизацию другой.

Молчание затягивалось, по залу пробежал шорох; наверняка сразу пару десятков человек как раз шепнуло соседу: «ты-ы, так чего он тут». Учительница сделала движение, как будто бы желала подняться с места, чтобы спасать ситуацию.

— Статистика работает против вас, — холодно произнес Шацкий. Сильный голос, натренированный в ходе сотен процессов и заключающих речей, прогремел над головами собравшихся слишком громко, прежде чем кто-то отреагировал и уменьшил уровень звука. — Каждый год в Польше совершается более миллиона преступлений. Полумиллиону лиц представляются обвинения. Что означает, что на протяжении своей жизни часть из вас наверняка совершить запрещенное деяние. Скорее всего, вы чего-нибудь украдете или станете причиной дорожно-транспортной аварии. Быть может, кого-нибудь обманете или поколотите. Кто-то из вас наверняка кого-нибудь убьет. Конечно, сейчас вы даже не допускаете подобных мыслей, но большинство убийц их к себе тоже не допускали. Они просыпались как нормальные люди, чистили зубы, делали себе завтрак. А потом что-то случалось, неудачное стечение обстоятельств, событий, эмоций. И спать они шли уже как убийцы. Кого-нибудь из вас это тоже встретит.

Шацкий говорил спокойно, убедительно, словно в зале суда.