– Ну, теперь я тебя послушаю.
– А ты сам вот хто?
– Палач! Чего костлявая не смогла, я сделаю отменно.
– А чего тогда спасал?
– А ну-ка еще поговори. Уж больно голос мне твой знаком.
Человек резко сомкнул челюсти, было слышно, как щелкнули зубы. Мцена продолжал, чуть подавшись вперед:
– И рожа мне твоя поросшая тоже не во сне привиделась.
– Ванька Зубов я.
– Тот самый сказитель, что ль?
– Ну. – У Ваньки больше от страха, чем от холода, задрожало лицо. Он понял, что от такого таиться себе дороже. – А ты Легкий Ворон? Видел-видел, как ты давеча людей, точно скот, разделываешь!
– А коли видел, то выкладывай поздорову.
– Поздорову-то, мил-государь, для меня шибко естественно. Пытать ежли будешь, то такого от боли наговорю, что сам правды от вымысла не отличишь.
– Отличу. Еще как отличу. Человек под пытками, что дитя у материнской сиськи, – чистый, ложью незамутненный. Чем больнее ему, тем он шибче любить начинает – темна душа людская!
– А я вот не таков. Меня дьяк смоленский чуть на кол не посадил, так я такого намолол со страху. Сам на себя наговорил.
– Зубы не заговаривай! – Мцена потянул из-за пояса нож. – Как ты там пел: губы ей отрезал, потому как целовали эти губы Змея Горынчища? Я тебе для начала их и отрежу, медленно так, а потом тебе же и скормлю. Но вначале на веточке обжарю. Своя-то курятинка вкуснее чужой!
У Ваньки закатились глаза, и тело резко опрокинулось навзничь.
– Экий ты чувствительный! – Мцена несколько раз ударил пленника по щекам. Но, как знаток человеческой плоти, понял, что делает это напрасно – время упущено. К Зубову стала возвращаться жизнь, а жизнь требует покоя и сна.
Он затушил костер, взвалил на плечо одеревеневшее тело и понес в глубь леса. Версты через полторы, оглядевшись, выбрал сухое место рядом с большим валуном и стал строить шалаш. Его цвайхандер прошелся по молодому ельнику, как коса-литовка по росной пожне. К валуну под наклоном прислонил жерди и закрыл еловыми лапами – с десяти шагов жилище стало неразличимо. Затем горячим пеплом устелил пол и сверху накрыл лапами. Втащил Ваньку, накрыл того своим шерстяным плащом. Быстро прикинул по времени, сколько может отсутствовать, и направился в лагерь за провизией.
Ему не удалось проникнуть незамеченным в свою палатку. Прямо у входа окликнул Сосновский:
– Пан Мцена, я ищу вас уже хороших два часа!
– Надоело сидеть без дела, решил побыть в одиночестве.
– Подышать воздухом на природе?
– Кривоватая шутка, пан Сосновский. – Мцена откинул полог палатки.
– Одну минуту, пан палач. Я совсем ненадолго отвлеку вас.
Легкий Ворон раздраженно хлопнул пологом и повернулся к Друджи, показывая тому, что он предпочел бы общество своих мыслей пустым разговорам.
– Я сегодня видел сон, где за мной гнался ворон.
– Это называется «ненадолго»?
– Вы мне сами говорили: чтобы найти Белого Волка, нужно войти в его сон.
– Друджи, я сейчас не настроен говорить на потусторонние темы. И с чего вы взяли, что вошли именно в его сон, а не в свои собственные страхи?
– Вот об этом я и хотел спросить, пан Мцена. – Сосновский провел тыльной стороной ладони по взмокшей щеке.
– У вас никак слезы, разведчик?
– Очень приятно, что вы со мной сегодня на «вы» и уже произнесли такое количество слов!
– Отвали от меня! – Палач сменил тон.
– Ну тогда о деле. – Сосновский прикусил нижнюю губу. – Меня сегодня ночью посылают в разведку к Авраамиевской башне.
– Просите благословения?
– Кривая шутка, пан палач. Нет. Я хотел бы, чтобы вы отправились вместе со мной.
– Какого черта? Я не разведчик. – В другое время Мцена в душе бы очень обрадовался такому предложению.
– Но мне кажется… Нет, я абсолютно уверен, что вы прекрасный разведчик. Я видел, как вы умеете бесшумно двигаться. И еще, по части рукопашного боя, я думаю, вам мало равных.
– Разве вы видели меня в деле?
– Нет. Но зато видел шрамы. Тело человека говорит о нем больше, чем его речь, не так ли? Это ваши слова.
– На сегодня довольно, пан разведчик! – Мцена нырнул в палатку.
– И все же, Легкий Ворон, подумай над моим предложением! – Сосновский впервые перешел на «ты», что явилось полной неожиданностью для Мцены. Палач делано присвистнул:
– Неужели. Глас не мальчика, но мужа!
– У меня такое ощущение, Якуб, что Белый сегодня пойдет со мной вместо вас. Ну как хотите.
Сосновский отошел к своей палатке и стал проверять боевое снаряжение у своих разведчиков, искоса поглядывая в сторону палатки Легкого Ворона.
Мцена же сквозь прорехи сам следил за Сосновским.
Они начинали любить друг друга, но это никак не сказывалось на отсутствии доверия.
Прискакал гонец от канцлера Сапеги. Сосновский вскочил в седло и срочно выехал по приказанию начальства.
Мцена выдохнул и стал быстро собирать провизию в заплечный мешок: сухари, картошка, вяленое мясо. Брал только то, что можно приготовить на открытом огне.
Незаметно поползли сумерки, накрывая равнину, словно дырявым походным плащом. Очертания дыма костров стали резче, он поплыл по-над лагерем, смешиваясь с туманом, который полз от Днепра. Словно родные братья после долгой разлуки, душили друг друга в глубоких объятиях дым и туман.