Ярость Белого Волка

– Когда они все это планируют делать? – Никон разгибается вслед за Мценой.

– Скоро. Может, даже сегодня ночью. Можно попробовать втащить мортиру в слух и первым ядром пробить стену между слухом и галереей. А потом стрелять картечью. А вот здесь, – Мцена снова склонился над картой, – спустить со стены небольшой отряд, сотня-полторы. Отряд схоронится в овраге и по знаку ночью атакует склад с продовольствием. Второй конный отряд выпустить из Днепровских ворот – он поскачет к оружейным складам. Потоцкий вынужден будет отказаться от штурма, чтобы защитить склады.

– Ну что же, – глаза дьяка сверкнули. – Не обманул коли, то награжу!

– Благодарю! – Мцена едва заметно кивнул.

– Идите ужо. Дожидайтесь в приказной избе. А мне подумать надобно. – Никон снова склонился над картой. А через час с небольшим он уже стоял на докладе в воеводской избе, излагая Шеину свой план отражения неприятельской атаки.

Глава 27

В Смоленской крепости все пришло в движение: от башни к башне передвигались отряды стрельцов и посадских, на участке протяженностью в несколько сот локтей звучали приказы командиров, у подошвенной части поднимались навесы для приема раненых. В один из слухов втащили мортиру, чтобы стрелять по вражеской галерее, под другую галерею, ложную, которая предназначалась неприятелем для того, чтобы сократить расстояние под обстрелом и ближе подвести людей к стене, подкопались из другого слуха и заложили петарду. В Копытецкой башне разобрали настилы и цепями подняли дальнобойную мортиру на третий ярус. Она должна была вступить в артиллерийскую дуэль с вражеской огневой точкой и не позволить разрушить ворота. К вечеру, когда солнце пошло на убыль, стали ждать, вглядываясь в польский лагерь сразу несколько десятков самых зорких смоленских часовых на смотровых площадках, докладывая поминутно о малейших передвижениях неприятеля. А когда окончательно стемнело, со стены рядом с башней Веселуха по веревкам сошел отряд в полторы сотни человек под командованием Якуба Мцены и схоронился в овраге. Но Ваньке Зубову было наказано стрелять ляху-перебежчику прямо в башку, если тот чего-нибудь попытается сделать не так. На что Зубов только хмыкнул и ответил, что-де пули прибережет для истинных врагов Господа. Из высокого окна лекарской избы следил за приготовлениями к бою Василий Колоколов, придерживая рукой переломанные нижние ребра, кусая в кровь раздосадованные губы.

И началось. В польском лагере вспыхнуло несколько цепочек факелов. Послышались обрывки команд. Забряцали доспехи и заржали лошади. По земле волна за волной покатилась дрожь, которую ощутили в смоленских слухах. К подземной мортире побежал гонец с приказом «приготовиться». На третьем ярусе Копытецкой закатили ядро в жерло. Вылазная рать Ивана Битяговского, сверкая панцирными доспехами, села на коней. К восточной части стены двинулся отряд посадских в скрытых кожаных доспехах.

Цепочки польских факелов пришли в движение, и огни один за другим стали исчезать в темноте. Смолянам нужно было очень правильно рассчитать время, чтобы не ударить раньше, тем самым выдав себя, и ни в коем случае не опоздать – тогда поляки вцепятся глубоко. «Пошли в землю!» – выдохнул дьяк, увидев, как ныряют во тьму огни. И перекрестился.

– Я, Михайло Борисыч, вниз пойду. Под землей повоюю. А тебе уже тут принимать гостей!

Шеин кивнул Никону. Хотел что-то сказать, но занемевшие губы не разжались. Воевода про себя отмерил время, чтобы понять, насколько поляки ушли в землю. «Пора!» Взял факел у стрельца и, перегнувшись между зубцами, очертил в воздухе три дуги. И глухо грянуло под землей. Толщи снега просели. Почти тут же рвануло из другого слуха – земля вздыбилась, выворачиваясь изнанкой. Инженера Шембека выбросило вверх на добрых три десятка локтей. С Копытецкой грохнула мортира – ядро с визгом понеслось в сторону неприятельской пушки. Упало в нескольких шагах, разорвалось, калеча артиллеристов. А под башней Веселухой палач достал из-за пазухи черную маску с алыми вставками и натянул ее на голову. Откинул на плечи серый вязаный капюшон и потянул за рукоять цвайхандера.