«Ярость богов»

Летом 1762 года в стольный Санкт-Петербург явились два крепостных крестьянина, бежавших от своей хозяйки, помещицы Дарьи Николаевны Салтыковой. Будучи по закону беглыми, они не могли показаться на глаза ни единому представителю власти, а потому совершенно непонятно каким способом, но этим мужикам удалось передать жалобу ни больше ни меньше как самой государыне императрице Екатерине Алексеевне. Отродясь она документов не принимала ни от кого рангом ниже тайного советника, а тут – поди ж ты! И ведь как-то эти черти немытые сумели ей бумажку свою жалостную подсунуть! В том прошении сказано было, что помещица Дарья Салтыкова погубила смертию душ более ста крепостных, а потому все ее крепостные люди взывают к матушке императрице в надеже на защиту от лютой погубительницы.

Сенатор сказал, что Екатерина Вторая была неприятно поражена многочисленностью предполагаемых жертв и велела разобраться в этом деле и представить доклад ей как можно скорее. И бумагу ту передала в свою Канцелярию. Оттуда донос с указанием разобраться переслали в правительствующий Сенат. Все это требовало времени и вот на дворе октябрь, за окном дождь поливает дороги, вспучивая грязь непролазную. И донос доехал-таки до юстиц-коллегии московской. Сенатор Разумовский приехал неофициально, чтобы на словах попросить графа проявить к этому делу особое внимание. Оно и понятно: ему, сенатору, государыне докладывать. А шишки собирать, значит, мне? – печалился граф.

Дело это представлялось ему весьма нелегким прежде всего из-за личности самой Дарьи Николаевны. Граф Стогов был с ней знаком, но шапочно, и лишь смутно вспомнил весьма цветущую на вид особу. Повздыхав, Иван Андреевич вынул ноги из лохани с водой, сунул ступни в мягкие валеночки и пошел в опочивальню к супруге. Тут сладко пахло травами и ароматным воском. Жена Анна – располневшая, но все еще довольно свежая, с заплетенными в длинную косу русыми волосами, сидела подле туалетного, привезенного из Италии, столика, и перебирала бусы в ларце, примеряя то те, то эти и раздумывая, что бы надеть на завтрашний вечер. На столике стоял красивый подсвечник, бронзовый, купленный графом тоже в Италии. Свечей в нем горело четыре. Света хватало и самой Анне, и Дуньке – бедной родственнице, которая жила у них из милости, служа подружкой дочке Стогова, Насте, и компаньонкой Анне. Дуня была грамотна и сейчас сидела на низкой скамеечке, нараспев читая лежавшую на коленях книгу. То были сказания о рыцарях и дамах, о подвигах, драконах и, само собой, о любви.