Ящик Пандоры

Под утро ей удалось заснуть. Душил кашель, раздирающий бронхи, как наждачная бумага, ледяной пот заливал глаза. Марина не могла себе представить, что в теле стройной женщины может находиться такое количество пота! Он сочился из пор, словно какая-то липкая горчично-соленая жидкость. С детства она усвоила истину: пропотеешь — поправишься! Возможно, для гриппа или обычной простуды подобное утверждение соответствовало действительности, но новая болезнь, метко прозванная в народе «красноглазкой», атаковала по своим, только ей одной понятным законам. Первое отличие от гриппа заключалось в отсутствии какого-либо намека на насморк. Нос дышал превосходно, обоняние обострилось. Немного болело горло, но терпимо. Зато головная боль напоминала о китайской пытке, связанной с неутомимо капающей водой на темечко, с той разницей, что в роли темечка выступала большая часть черепа, от затылка до лба. На второй день головная боль отступила, и начался кашель. Марина не отвечала на звонки отца, понимая, что тот бросится со всех ног к любимой дочери, хотя пользы от такого поступка будет немного. Она сдалась, лишь когда позвонил отчим из Лондона и сообщил о смерти матери. Мужчина кашлял и плакал. И хотя от полученного известия ей стало совсем нехорошо, какая-то подленькая до отвращения мысль промелькнула в недрах подсознания. Миссис Фокс умерла. И плач мистера Фокса не был связан с горечью потери супруги, мужчина жалел себя и скорбел о собственной участи. Лондон был охвачен пандемией, сравнимой по тяжести с городским пожаром в эпоху Средневековья. Джон сообщил о лежащих на улицах трупах умерших людей, расплодившихся в неимоверном количестве крысах и бесчинствующих бандах мародеров.

— Крысы на улицах Лондона, Мэри! — говорил мужчина с придыханием. — Такое ощущение, будто мы вернулись в каменный век! Власти не успевают хоронить умерших людей, их просто складывают в кучу возле домов…

— Ты сам это видел, Джон? — спросила Марина.

— Это что-то ужасное! Что с нами со всеми будет, Мэри? — хныкал мужчина, его хриплое дыхание было слышно через мембрану микрофона.

За те годы, что Марина жила в России, она успела подзабыть английский язык, отдельные слова отчима были ей не понятны. Странная штука — генетика! По сути, Джон являлся ее фактическим отцом, — мать уехала в Англию, когда девочке было шесть лет, но только вернувшись в Россию и заново познакомившись со своим биологическим родителем, она с поразительной ясностью поняла: здесь ее страна, и этот коренастый мужчина с колючим взглядом таких же, как у нее, серо-голубых глаз — ее родной отец. Единственный и неповторимый. Джон был внимателен к новой дочери, заботлив и потрясающе скуп. Скуп на деньги, на проявления чувств, на поступки. Авдеев являлся его абсолютной противоположностью. Он был готов на жертвенность и обладал абсолютно русским бескорыстием. При этом она не могла назвать своего обожаемого отца положительным героем. В его жизни была некая закрытая часть, о которой не догадывались самые близкие люди. «Добро пожаловать, господин Фрейд!» — любила подшучивать над собой Марина, знакомясь с очередным бойфрендом и всякий раз в них разочаровываясь. Последний из которых, Вадим, напомнил ей отца в молодости по тем фотографиям, которые она сумела найти, но ничего общего с Авдеевым в характере у него не было. Обрушившуюся как снежная лавина болезнь Вадим принял трагично. Он плакал, просил помочь. Марина суетилась, поила его чаем с медом, а в душе поднималась волна негодования. Где вы, брутальные парни с обворожительной улыбкой и искрящимися глазами, которые мгновенно могли превратиться в ледяные кинжалы? От парней отбоя не было, Марина была красива. Опять-таки, сочетание генов помогло, внешность матери и бойцовский нрав отца. От осины не родятся апельсины! Она влюбилась в отца с первой встречи, пять лет назад, в аэропорту Пулково, а после головокружительной истории, случившейся два года назад в Хэллоуин[1], к любви прибавилось обожание. Девушка как бы неосознанно проживала детское восхищение отцом, которого была лишена по причине эмиграции.

— Все будет хорошо, Джон! — с трудом ворочая языком, сказала Марина. Она сидела, закутавшись в одеяло, по телу пробегали волны озноба.

— Мы все умрем! — с тягостной обреченностью повторял Джон. — Твоя мать была сильной женщиной, Мэри. Не помню, чтобы она чем-то болела. Это какой-то кошмар! За умершими людьми приезжают специальные службы. С ними невозможно поговорить. Они одеты в специальные костюмы и противогазы, я такое видел в фантастических фильмах. Просто забирают умерших, и все! — Он расплакался. — Я остался совсем один, Мэри! Может быть, ты приедешь?

— Аэропорты и вокзалы закрыты, Джон, — напомнила Марина. — Здесь ситуация не намного лучше, чем в Лондоне. Очень много людей умирает. Вчера скончался мой друг. Я его и не знала толком, он приехал из Калининграда, хотел посмотреть город.

— Я соболезную, Мэри, — прохрипел Джон. — Пожалуйста, вернись в Лондон!

— В Петербурге введен комендантский час, да и во всех крупных городах России тоже…