Ящик Пандоры

Не совсем. Максим помнил толпу учеников, но что-то подсказывало: немногие из них покинут теплый и уютный Полис, чтобы помогать разводить грибы где-нибудь на Динамо. Скорее они лелеют мечту попасть в Совет Старейшин, чем облагодетельствовать кого-то накопленными знаниями. Прав ли он? Но жизнь научила, что как бы плохо ни думал о человеке, он еще непременно удивит, сделав намного большую гадость. Справедливо ли это для Полиса? Или только на Китай-городе можно приобрести такой жизненный опыт? Здесь никто не дрался за пищу и воду, станции Арбатской Конфедерации не голодали. Но это была только видимая часть жизни. Есть ли другая? Спросить об этом? Нет, не стоило. Может, позже.

– Семен Михайлович, я о другом хотел спросить. Почему знания можно получать только у вас? И не может быть, чтобы вы принимали всех желающих в ученики…

Крушинин улыбнулся, почувствовав себя в своей стихии.

– Так ведь всегда существовал отбор в университеты и академии, почему сейчас мы должны отступить от правил?

– Жизнь тяжелая, – Максим растерялся, старик прав, но какое-то чувство несправедливости подтачивало изнутри червячком. Ведь не вступительные же экзамены сдают ученики? Есть тут еще что-то. – А меня бы приняли?

– Тебя? Я бы принял с удовольствием. Но твой возраст уже не позволяет начать обучение.

Все-таки вербовка… Молодым можно вложить в голову не только знания. Они взрослеют под влиянием учителей, и в них закладывают не только навыки и умения, но и учат думать так, как нужно браминам. Вот об этом говорить Крушинину точно не стоило, если, конечно, он уже не прочел с легкостью эту мысль с лица собеседника. Ну и пусть, умного старика все равно не обманешь, хоть молчи, хоть говори. Хорошо еще, что он не может узнать о номере войсковой части… И о том, что там хранится.

– А почему не отдать эти специальные книги другим людям? Я понимаю, жить чем-то надо, и учителям тоже… Но все-таки есть станции, которым эти знания очень нужны.

– Максим, я разочарую тебя, наверное, но толпа людей, жаждущих знаний, не осаждает врата Полиса. И купцы-вайшьи общаются с внешним миром намного чаще, чем брамины. Да, может быть, где-то есть люди, которые хотели бы прийти к нам… Знания? Ты готов их получить. А другие? Вот представь, что будет, если сейчас во всем метрополитене включить свет.

Пришлось задуматься… Картина рисовалась не очень веселая.

– Лампочки все перебьют. Потому что свет режет глаза и вообще… Непривычно уже людям будет.

Брамин положил сухонькую руку Максиму на плечо, тот почувствовал тепло, подобное ощущение было только от отцовской руки. Слабые пальцы вливали в него какую-то силу, в прикосновении была жалость, ободряющее дружеское присутствие. Небезразличие. Максим уже свыкся с мыслью, что все люди, встречавшиеся по пути, хотят использовать его корыстно, вовлечь в свои дела, как пешку или значимую фигуру – это в итоге и не важно. Он нужен многим. Но только Семен Михайлович и Серафима нуждаются в нем просто так, ни за что. Им нужно, чтобы Максим был. В горле перевернулся какой-то комок, но ведь китайгородский братан не может плакать! И не должен. Раз уж такая сила исходит от старика, то и сам Максим не должен показывать слабости. Если бы ему сейчас сказали, что он совершенно не прав и слезы не сделают его слабее, безмерно удивился бы. Но сказать было некому, брамин думал сейчас совсем о другом и о переживаниях молодого человека не догадывался.

– Вряд ли ты знаешь эту сказку, Максим… Хотя, я не знаю, что ты читал в детстве. Может быть, тебе попадалась притча под названием «Звезда»?

– Не помню, – от застрявших в горле слез голос звучал глуховато и безразлично. Но старика хотелось слушать, он обязательно найдет нужные слова. На то он и брамин… Самый лучший, как ему казалось.