– Поэтому мы, «серьезные» психиатры, пытаемся, шаря в джунглях человеческого разума, отличить там правду ото лжи. Я часто помогаю полицейским на допросах. Самое удивительное, что иногда подозреваемые так убеждают себя в собственной лжи, что даже детекторы оказываются бесполезными.
Рене читает этикетки на колбах с мозгами: фамилии, даты, часто недавние.
– Как же установить истину? Как узнать, кто врет? Скажу без хвастовства, что достиг в этом неплохих результатов. 80 % успеха! Знаете почему? Потому что я в курсе всех открытий в области изучения мозга, и особенно памяти. Это я к тому, что вы в хороших руках. Я сделаю все, чтобы вас вылечить. Хотите вы этого или нет, но, уж поверьте, благодаря мне вам полегчает.
Всем своим видом человек в белом халате выражает приветливость и убежденность.
– По словам Элоди, ваша проблема – гипнотическое внедрение, сначала травмировавшее вас, а потом доведшее до убийства. Бездомного, кажется. Потом вы напали на ученика. Все это – из-за мысли-паразита. Ложное воспоминание – мне это очень интересно, – всплывающая «прошлая жизнь»!
Он произносит это словосочетание с наслаждением, чуть ли не причмокивая.
– Обожаю! А вы везунчик, вы попали к специалисту не просто по воспоминаниям, а по стиранию ложных воспоминаний. Поверьте, здесь творят чудеса.
Кабинет и колбы с мозгами озаряет вспышка молнии. За ударом грома следует взрыв безумного хохота пациента, содержащегося где-то неподалеку. Рене невольно ежится.
Он уже вспомнил, где слышал имя Максимилиана Шоба.
Он забивается глубже в кресло. Максимилиан Шоб берет папку с надписью «Рене Толедано» и читает, вдохновенно кивая.
– Если вы намерены накачать мою голову враньем и таким способом вылечить, то учтите, я в курсе ваших методов.
– От Элоди?
Доктор Шоб в прекрасном настроении.
– Это правда, – начинает он, сплетая длинные пальцы, – у нас с мадемуазель Теске был, что называется, период «взаимного познания». И все же, можете не сомневаться, я ее вылечил. Если бы не я, лежать бы ей сейчас под шестифутовым слоем сырой земли. Вам известно, что она оказалась у меня после трех попыток самоубийства? Ее родители были в отчаянии. Гибель пожилого дядюшки стала платой за спасение ее молодой жизни. Я не считаю себя виноватым, меня не предупредили, что у него бывали проявления маниакально-депрессивного психоза. Я не могу исцелить сразу всех.
Он снова весело смеется.
Учитель истории встает и идет к двери, но стоящий за ней санитар с телосложением борца ловит его и заставляет снова сесть.
– Требую встречи с моим адвокатом, – говорит Рене.
– Понимаю ваши сомнения, мсье Толедано. Больные всегда страшатся выздоровления, болезнь им мила. Некоторые хромые не желают нормально ходить. И вообще, история прежней жизни – это весьма увлекательно.
По коридору снова прокатывается смех безумца, потом его заглушает удар грома. Смех Максимилиана Шоба призван, кажется, перекрыть гром.
– Кто из нас не придумывал себе прошлые жизни? Взять хоть меня: в прежних жизнях я представляю себя знаменитым спортсменом. Скорее всего, теннисистом. Не исключается также воин или первопроходец.
– Я не желаю здесь оставаться, – заявляет Рене.
– Предпочитаете тюрьму? Бросьте, мсье Толедано, поверьте, после моего лечения все наладится.
– Надеюсь, после наших сеансов вы выйдете посвежевшим и сможете успешнее преодолевать неприятности вашей учительской жизни. Поверьте, мне все чаще приходится иметь дело с людьми вашей профессии. Бедняги, им здорово достается. Это занятие уже не назовешь престижным. Можно даже назвать его неблагодарным. Чтобы терпеть детей, нужны железные нервы. Лично у меня их нет, и я не хочу их заводить.
– Считайте, что мы будем вместе трудиться ради вашего блага, чтобы предоставить вашему адвокату аргументы, оперируя которыми он добьется вашего освобождения.
Но Рене непоколебим.
– Как я погляжу, вас терзают сомнения, мсье Толедано? Это так?
Доктор Шоб встает и прохаживается по кабинету, приглаживая падающую ему на лоб длинную светлую прядь.