Ящик Пандоры

Они садятся ужинать в кают-компании.

– Расскажите про потоп, – просит Опал.

– Невыносимая несправедливость! Небывалая красота и гармония превращены в ничто только потому, что кому-то или чему-то захотелось, чтобы всего этого больше не было. У меня было чувство, что я борюсь с гневом Посейдона.

– Если бы не вы, никто бы не выжил.

– Тем не менее все мифы, упоминающие Всемирный потоп, утверждают именно это.

– Мы возвращаемся к нашей проблематике: было ли содеянное вами заранее предопределено?

– Именно. Предопределил ли произошедшее мой выбор?

– Как вы сами считаете?

Он колеблется и меняет тему:

– Теперь я хотя бы знаю, что могу попасть в любой момент прошлого.

– Значит, вы можете нагрянуть в конец книги и прочесть развязку. Вы можете узнать, как все это кончилось.

– Нет. Что-то меня здесь не устраивает. Я продолжаю думать, что лучше продвигаться шажками и делать свой выбор по мере развития ситуации. Убежден, что свободная воля сильнее фатальности. Лучше следовать за событиями жизни Геба покадрово. Это как с романом: теряется всякий интерес, если заглянуть в конец, чтобы узнать, кто убийца и достигнет ли герой успеха.

Она согласно кивает.

– Мне, конечно, хочется узнать, как все будет, но можно и потерпеть.

– Понимаю. Однажды в детстве я смотрела фильм «Инопланетянин». Помните страшную сцену, когда инопланетянин умирает? Мама, видя, что я не плачу, спросила, почему я не переживаю. «Потому что я уже три раза видела этот фильм, – ответила я, – и знаю, что инопланетянин оживет. Чего мне за него беспокоиться?»

Тут до их слуха доносится сирена. Поднявшись на палубу, они видят проплывающий в нескольких сотнях метров от яхты большой танкер. Обоих посещает одна и та же мысль.

Если бы у нас сел аккумулятор, эта громадина не увидела бы нас в темноте и раздавила бы, как слон – мышь, даже не заметив.

Они возвращаются в кают-компанию.

– Остается вопрос о незыблемости конца что их, что нашей истории, – говорит Рене. – Возможны ли иные развязки?

– Что думаете об этом вы сами?

– Существует эффект бабочки. Небольшая деталь может поменять всю траекторию.

– И?

– Мы не узнаем этого иначе, чем проживая все этап за этапом, не торопя события и не забегая вперед.

– Я тоже думаю, что так будет разумнее.

– Остается ваше «Помимо меня», противоречащее теории эффекта бабочки. В этом вашем фокусе, если я правильно понял, невозможно ошибиться.

– Вы поняли правильно. Это беспроигрышный трюк. Все заранее предрешено. Фокусником.

– Давайте провернем это еще раз, я попробую понять.

– Если хотите.

– Только у меня просьба: в этот раз я хочу все сложить наоборот. Можно так?

Опал соглашается, достает купленную перед отплытием колоду карт, выкладывает красную и черную карту и отдает ему оставшуюся стопку из 50 карт. Он не глядя раскладывает их на две стопки, по предполагаемому цвету. Как и в прошлый раз, ему позволено перекладывать карты, меняя первоначальный расклад.

В этот раз на красной карте лежат одни черные, на черной – одни красные.

Здесь по некоей загадочной причине не действует эффект бабочки. Сценарий – верный или неверный – прописан заранее. Все происходит так, как должно произойти.

– Теперь ваша очередь показать мне фокус, Рене. Но учтите, я не хочу провала, пора открыть эту дьявольскую бронированную дверь, плевать на раскаленную ручку!

Учителя истории не надо просить дважды. Он опять ведет Опал к двери ее бессознательного. Он считает, что в этот раз ей лучше представить себя в огнеупорном обмундировании пожарника. Но и это не помогает, дверь не поддается. Она в ярости пинает дверь ногой – безрезультатно. Она разочарованно поднимается по ступенькам, к Рене.

– Мне жаль, – говорит он.

– Ничего, не беда. В следующий раз получится, – уверенно произносит она.

Они ужинают и ложатся спать в отдельных каютах.

Каждому из нас известно что-то, неизвестное другому. Мы друг другу необходимы. Надо только найти правильный способ взаимопомощи. Сколько жизней назад у нас появилась привычка встречаться и действовать вместе?

Опал чешет новое псориазное пятно у себя на лодыжке.

68.

Они по-прежнему в шоке от гибели своих родных, столицы, всей цивилизации.

– Нам надо еще многое совершить, – говорит Геб. – Умереть – это не самое страшное. Еще страшнее быть забытыми. Избежать этого мы можем только с помощью Рене.

– Нас сто семьдесят четыре. Мы – носители памяти об утонувшем мире, мы постараемся не исчезнуть. После нас это дело продолжат наши дети, – подхватывает Нут.

– Я хочу есть, – жалуется Нефтида.