Ясидел на не очень плотной траве и ел сэндвич

Светящее сзади солнце сменилось геометрической тенью. В зеркале заднего вида он увидел силуэт семитрейлера, напоминавший заколоченную триумфальную арку на колесах. Неужели тот самый, который я обогнал, подумал он. Не будем ему мешать, решил. Он тронул рычаг переключения передач, чтобы на крутом подъеме перейти из автоматического в ручной режим, но что-то было не так на этот раз. Машину тряхнуло, застопорило, и он понял, что в заколоченную триумфальную арку он въезжает задним ходом.

В теплом неподвижном воздухе лес волнисто стремился вверх, как устремляются вверх семь волосков рисованного человечка, увидевшего перед собой разинутую пасть рисованного чудовища. Поблескивающая на солнце дорога попыталась отбросить хвост, уползти в лес и зарыться в опавшую хвою. А само солнце из рваного окошка жидчайших облачков, распушенных кусков ваты, поднятых ветром в небо, смотрело вниз с отвращением. Оно напустило на себя вид, будто пыль в нижних слоях атмосферы делает для него картину расплывчатой. Но это неправда – здесь лес, и никакой пыли в воздухе нет.

ГОСТЬ

Я читал роман «Бледное пламя».

«Мой Бог скончался юным. Поклоненье

Бессмысленным почел я униженьем.

Свободный жив без Бога».

Эти строки принадлежали герою романа – поэту Ш. Я согласился и съел гренки с молоком. Позвонил мой друг из Канады, мы сравнили погоду в Канаде и здесь, поволновались по поводу грозящей рецессии в мировой экономике и разошлись во мнениях в вопросе первородства гуманизма и религии. Затем был звонок от знакомой, она сообщила, что умер мой давний приятель в России. Я продолжил читать «Бледное пламя». Другой герой, доктор К., комментировал приведенные выше строки поэмы.

«Довольно задуматься о бесчисленном множестве мыслителей и поэтов, коих свобода разума скорее скреплялась Верой, чем сковывалась ею на протяжении всей творческой деятельности человечества, как поневоле усомнишься в мудрости этого поверхностного афоризма...»

И опять я должен был согласиться. Я улыбнулся мелькнувшей у меня кокетливой мысли: читая очередную хорошую книгу, я будто добавляю молока в блюдечко для своего любопытства. Затем я вздремнул. Проснувшись, увидел, что погода все еще хороша и нежна, а воздух неправдоподобно густо насыщен свежестью. На балконе скопились в трех углах опавшие листья.

Тень поплыла за стеклом, и, подняв голову, я увидел, как из дальнего облака к моему балкону вытягивается нога. За мгновение перед тем, как она стала проверять прочность пола, я успел разглядеть черную лакированную туфлю на ней, натянутый без единой складки носок без рисунка и тщательно выглаженную брючину. Что-то оскар-уайльдовское сразу же показалось мне в этой ноге, так что я не только не испугался, но даже не успел ощутить удивления. Я замер и ждал, а нога на балконе тем временем почувствовала себя уверенно и сразу за этим начала стремительно сокращаться, пока не стала длинной ногой баскетболиста, а за нею, словно она была резиновой и, растянувшись, теперь сжалась, притянулся хорошо одетый господин лет шестидесяти, среднего роста. Причем вторая его нога казалась, в отличие от первой, вполне соразмерной туловищу. Ограждение балкона выкладывали при мне из блоков шириной сантиметров в двадцать, и высота ограждения – больше метра. Наверно поэтому, перенося через него вторую (обычную) ногу, неизвестный господин зацепился ею о парапет и шаркнул по хевронскому мрамору его покрытия, прежде чем окончательно утвердиться на обеих ногах, теперь уже одинаковых и совершенно обычных.

Он движением плеч оправил пиджак и тут же уставился на меня сквозь стеклянную дверь. Я не мешкая, сдвинул ее, открыв дорогу пришельцу. Поскольку гость не просил прощения за необъявленный визит, я не стал здороваться с ним, а только смотрел вопросительно.

С ходу в карьер, будто я ему чем-то обязан, он попросил указать путь, которым он сможет выйти из дома, я же поинтересовался, не нужно ли ему в туалет и не хочет ли он выпить стакан холодной воды. Он утвердительно кивнул, и я отвел его к туалетной комнате для гостей, но перед ней задержал. Этим туалетом давно не пользовались, сказал я, и полотенце, скорее всего, запылилось, я сейчас принесу свежее. Вернувшись, я протянул ему чистое полотенце (оно показалось мне пересушенным) и указал, где спуститься потом по лестнице на первый этаж.