Читаем Ясно. Новые стихи и письма счастья полностью

Ясно. Новые стихи и письма счастья

Родись я даже между Меккой и Мединой,в античном Риме – или Греции, скорей, —в преславной Фракии, тогда еще единой,или в общине каннибалов-дикарей,о, будь я даже персианин,будь я даже марсианин,пустыни пасынок иль тундры властелин, —я был бы всюду христианин,несомненный христианин,или, церковно говоря, христиани́н.Я был бы выродок, последний из последних,травимый братьями, а главное – жрецом.Верховный жрец или иной какой посредникмне представлялся бы садистом и лжецом.Я сомневался бы в догматах,сомневался бы в стигматах,не трепетал бы под верховною рукой —я был бы худшим из буддистов,анимистов, вудуистов,а каннибал я был бы просто никакой.Изменчив в частностях, но в главном постоянен,беглец из перечней, реестров и систем,я был бы именно и только христиáнин,Поскольку больше я не мог бы быть никем.Не став ни бедным, ни богатым,ни казначеем, ни солдатом,не умея быть ни выше, ни равней,я был бы выжат в эту нишу,о которой вечно слышу,что предательство гнездится только в ней.И я бы выучился жить, как надо в нише,под ником «выродок» и прозвищем «дебил».Я научился бы сперва держаться тише,но постепенно бы на это подзабил.И хоть поверьте, хоть проверьте —я б перестал бояться смерти,поскольку досыта наелся остальным,я б научился усмехаться,я перестал бы задыхаться —я был бы лучший, чем сейчас, христианин.Но так как я воспитан здесь, а не в исламеи приучился не держаться середин,то в этом климате и даже в этом срамея не последний и покуда не один.И мой Господь смешлив и странен,и мой народ не оболванен,хотя над ним и потрудился коновал.И я не лучший христианин,и даже худший христианин —но это лучше, чем хороший каннибал.

Ронсаровское

Как ребенок мучит кошку,Кошка – мышку,Так вы мучили меня —И внушили понемножкуМне мыслишку,Будто я вам не родня.Пусть из высшей или низшей,Ве́щей, нищей —Но из касты я иной;Ваши общие законыМне знакомы,Но не властны надо мной.Утешение изгоя:Все другое —От привычек до словец,Ни родства, ни растворенья,Ни стареньяИ ни смерти наконец.Только так во всякой травле —Прав, не прав ли, —Обретается покой:Кроме как в сверхчеловеки,У калекиНет дороги никакой.Но гляжу: седеет волос,Глохнет голос,Ломит кости ввечеру,Проступает милость к падшим,Злоба к младшим —Если так пойдет, умру.Душит участь мировая,Накрывая,Как чужая простыня,И теперь не знаю даже,На хера жеВы так мучили меня.