Ясные дали

Я всполошенно озирался на взбудораженные людские толпы, сомкнувшиеся по обеим сторонам улицы, и в голове проносились обжигающие мысли: вся Москва, да что Москва — весь мир повторяет сейчас одно имя: Чкалов. С напряженным вниманием следили все за стремительным рывком на тысячи километров: только бы не подвели моторы, выдержал самолет, а цели они достигнут. И достигли!

Саня был выше многих; вставая на цыпочках и вытягивая шею, он с жадным любопытством глядел в сторону вокзала.

— На трибуну поднимаются, — извещал он кратко. — Вон он, Чкалов, с цветами…

Понеслись оглушительные, усиленные репродукторами, неразборчивые звуки — начался митинг. Через некоторое время все опять смолкло.

— По машинам садятся. — Саня стиснул мне руку выше локтя. — Едут!

Народ рванулся навстречу летчикам, но ряды милиции оказались крепкими — не пустили. Машин пока не видно, но по взмахам букетов цветов и рук заметно было, как они приближались.

Многие цветы не достигали летчиков и падали на асфальт.

В это время могучий вой моторов как бы смял гул в русле улицы — над самыми крышами прошли самолеты, выбросили пачки приветственных листовок; белые листки заколебались в воздухе, медленно опускаясь вниз; мостовая сразу стала пестрой.

Когда открытая машина поравнялась с нами, большая группа юношей и девушек, сильно надавив на цепь милиционеров, прорвала ее и устремилась навстречу Чкалову. Летчик сбросил на колени охапку цветов, всем корпусом повернулся к нам, чуть перевесившись через край машины; он схватил руку Сани Кочевого и сжал ее.

Я много раз видел Чкалова на портретах; его лицо выглядело всегда мужественным, неукротимым, будто смело высеченным из камня; большие глаза, распахнутые настежь, казалось, вбирали мир во всей его полноте. Сейчас же он был другим, растроганным и даже растерянным, подбородок чуть вздрагивал от сдерживаемой радости, прядь волос упала на лоб — он откидывал ее назад, а она опять опускалась, — галстук немного сдвинулся в сторону; во всем его облике было что-то доброе, свойское и непостижимо широкое, вольное… Он точно обнял меня своим взором и спросил — это была, видимо, первая попавшаяся фраза:

— Откуда родом?

— Волжане мы! — крикнул я, волнуясь, не отрывая от него взгляда.

Чкалов засмеялся и одобрительно закивал головой — дескать, держитесь, земляки! А на его руку уже легло множество других, сплелись в один крепкий клубок.

Какая-то девушка в белом платье подлетела к Валерию Павловичу, порывисто обвила его шею руками и поцеловала в щеку. Чкалов хотел ответить ей поцелуем, но она уже отстранилась, и он чмокнул воздух, а глаза вдруг блеснули от навернувшихся слез.

Все это продолжалось недолго, нас все более оттесняла другая толпа ребят; заверещали милицейские свистки. Мы отстали. Машины уходили все дальше и дальше по дороге, усыпанной цветами и листовками. Стоявшие по сторонам люди восторженно рукоплескали, махали кепками и косынками, кричали…

Я оглянулся назад, народ уже запрудил улицу. Девушка в белом все еще стояла на мостовой, тоненькая, настороженная, на матовом лице пылали большие немигающие глаза.

— Это же Нина, — удивился Саня, указывая на девушку. — Нина Сокол. Я говорил вам про нее, когда вернулся из Москвы в школу, помните? Это она водила меня по театрам…

Он направился к ней, но девушка, как бы очнувшись, рванулась, точно спугнутая птица, и пропала в толпе.

Машины с летчиками уже скрылись. От площади Маяковского рокотом отдаленного прибоя доносился слитный гул голосов.

— Давайте-ка выбираться отсюда, я взмок, — проговорил Никита, сворачивая в переулок.

Выйдя на Садовое кольцо, мы долго шли молча, тишина улицы успокаивала.

— В Кремль, наверно, поехали… — сказал я, потрясенный этой встречей. — Эх, какие люди!.. Ну и слава, ай-ай! Да какая там слава — триумф! Вот такую бы заиметь…

Саня недоуменно пожал плечами — ничего не понял! — а Никита засмеялся, подтолкнув меня локтем:

— Что, братец, под ложечкой засосало? Теперь зависть изгложет тебя вконец — прощай. — И, видя, что я не поддаюсь на его шутку, сузил синие глаза и сказал почему-то раздраженно: — Такая слава не валяется под ногами. Читал, как они летели? Тьма кромешная, вьюги, обледенение, циклоны разные — будто вся природа ополчилась на них: что это, дескать, за смельчаки такие выискались! Дышать нечем было. У Чкалова ноги судорога сводила, кровь носом шла… Да и вообще отважиться надо — взять да и махнуть в такую даль! Учеба, тренировка… А какая спайка — железная! — Никита покосился на меня. — Вот чему нам стоит завидовать…