Ясный берег

— Молоденькие, — сказал Степан Степаныч, —

опасаются взяться за быка... Куда это телку повезли?

— На станцию, — небрежно ответил Ксростелев и

пошел в контору, к Иконникову.

— Иннокентий Владимирович, — тем же нарочито

небрежным тоном сказал он, — надо будет документы

телки Аспазии перевести вот по этому адресу.

Иконников взял протянутую бумажку и прочитал.

— Что это? — спросил он.

— Адрес, по которому надо послать документы.

— Зачем?

— Мы им продали Аспазию.

Иконников недоумевающе поднял белые ресницы:

— Разве было распоряжение треста?

— Это мое распоряжение,— сказал Коростелев и

вышел. «Объясняться буду с Даниловым...»

Ему навстречу шел Бекишев, секретарь партбюро. По

глазам его Коростелев понял, что он уже знает об

Аспазии. «И Бекишеву доложили. Экое событие — из трехсот

телок продали одну». Закуривая папиросу, Коростелев

с вызовом остановился, поджидая Бекишева.

«Если он сделает мне замечание, я ему напомню, кто

здесь директор».

— Вы свободны? — спросил Бекишев.

— Нет, — ответил Коростелев,— не свободен. Еду на

вторую ферму с агрономом. А вас попрошу передать в

бухгалтерию этот акт.— Меньше всего ему сейчас

хотелось встречаться с Лукьянычем.

— Этот акт...— начал было Бекишев.

— Виноват,— сказал Коростелев.— Некогда, вы

передайте, главный бухгалтер разберется.— (Приближалась

Муза Саввишна, агроном, милая женщина, которая

знала только свое дело и ни во что не путалась.) — Муза

Саввишна, жду вас, поехали!

Во дворе, поодаль от конторы, кучкой стояли

работницы, разговаривали. Обернулись и смотрели на Коро-

стелева, пока он с Музой Саввишной шел к бричке.

Понятно — говорили об Аспазии.

Шестой месяц Коростелев руководил совхозом.

Сказать по правде, ему приходилось нелегко.

Направление работы ясно. Но настает день, и перед

директором множество разнообразных забот, больших и малых.

По новизне не сразу и разберешься, которая большая,

которая малая. Скажешь: «Ну, это мелочь!», а тебе в

ответ: «Нет, Дмитрий Корнеевич, не мелочь» — и

докажут, что не мелочь; получается, что мелочей-то вовсе

нет, все важное, и ты не знаешь, за что взяться сейчас,

а за что после обеда, куда послать подводы в первую

очередь, а с чем можно повременить.

Постепенно до Коростелева дошло, что в один день —

будь ты семи пядей во лбу — всего не переделаешь и

что нельзя разбрасываться, — получается не лучше для

хозяйства, а хуже. Из множества практических задач,

которые стоят перед тобой сегодня, надо выбирать

главную и на ее решение мобилизовать главные силы.

Но в то же время держать в поле зрения все хозяйство,

чтобы не проморгать эту главную сегодняшнюю

задачу.

Как же сделать, чтобы не проморгать? Коростелев

думал, думал и придумал, как.

В первую декаду каждого месяца он обходил Есе

участки первой фермы; во второй декаде обследовал

вторую ферму; в третьей декаде выезжал на третью. И

так каждый месяц. Он боялся, что на фермах скоро

разгадают эту нехитрую схему и будут специально

готовиться — каждая ферма к своему сроку,— чтобы он не

застал их врасплох. Но никто не догадывался, его ревизии

всегда казались неожиданными. Посмеиваясь, он хранил

свой маленький секрет.

Обходы давали Коростелеву полное представление о

том, что делается в совхозе. Он брал с собой то Музу

Саввишну, агронома, то Бекишева, то Лукьяныча. После

обхода собирал работников фермы и устраивал совеща-

иие. На совещаниях бывало то, что Бекишев называл

«довести до сознания людей», а Коростелев называл

«накрутить хвосты» и «дать жизни».

Теперь он иначе прочитывал ежедневные рапорты с

ферм. Читал и говорил: «А навоз-то вчера опять не

возили; я ж им велел!..» и посылал кого-нибудь

немедленно наладить вывозку навоза на поля.

Многому научился Коростелев за пять месяцев.

Первое время он со всеми людьми обращался так,

словно был командиром батальона, а кругом его

солдаты и младшие офицеры. Потом понял, что с разными

людьми надо обращаться по-разному, если хочешь,

чтобы каждый работал в полную меру своих способностей.

Одному достаточно сказать по-деловому: «действуй так-

то и так-то», и он действует. Другого позови к себе в

кабинет, усади, похвали за работу, спроси, как детки, —

он для тебя все сделает. Третий любит, чтобы ты зашел

к нему на .квартиру и откушал его хлеба-соли.

Четвертого надо передать Бекишеву, чтобы тот прочитал ему

небольшую лекцию о текущем моменте. Пятый —

попадаются еще такие — хороших слов не признает, ему

подавай обязательно, слова, которые не для детского

чтения; ты ему пяток таких слов, он тебе в ответ десяток —

удовлетворил душу, получил свою зарядку бодрости и

пошел работать так, что смотреть любо.

Самый трудный человек — Лукьяныч. В детстве

Коростелев считал его добрым стариком и не подозревал,

что у него такой тяжелый характер.

— Лукьяныч, — говорит Коростелев, — дайте тысячу

рублей.

— Куда вам? — спрашивает Лукьяныч.

— Тес подворачивается по случаю, нужно купить.

—• Будьте любезны, пусть они выпишут счет, оплатим

через банк.

— Они хотят только наличными.

— Мало ли чего они хотят! — го>ворит Лукьяныч. И хоть

кулаками стучи, хоть на колени стань — не даст ни

копейки.

— Лукьяныч, — говорит К'оростелев, — дайте пятьсот

рублей.

— Куда? — спрашивает Лукьяныч.