Iassa

Иногда пишут, что «от удивления я долго тёр глаза, вглядываясь в почти забытый образ». Или – я потерял дар речи от удивления. Или – я вскрикнул от страшного потрясения. Разумеется, всё это выглядело примерно так, ведь мозг не мог мгновенно переварить информацию, сопоставимую разве что с пьесой абсурда.

– Я сейчас все объясню, Наталья Владимировна, Вы только не пугайтесь, это действительно я, а не какой-нибудь двойник.

– Ты жива?

– Да, я жива. И спас меня Антон. Я сама только недавно из больницы. Знаете, я многое пережила за эти месяцы и Серёжу ни в чем не виню.

– Как, каким образом тебя спас Антон?

Наверное, это выглядит неестественно – что я не лишилась сразу чувств при виде «воскресшего мертвеца». Все дело в том, что я находилась в состоянии, в котором пребывают змеи в период спячки. То есть и кровь, и мысли текли в замедленном режиме. Поэтому появление Лады и не вызвало слишком бурной реакции.

– Наверное, Вы уже знаете. Он за нами следил. И в ту ночь – тоже. А потом отвёз меня в больницу. Серёжа был в состоянии аффекта, он не соображал, что делал.

– Мне кажется, ты не права. Я читала его письмо. Он абсолютно вменяемый.

– Я не буду Вас переубеждать. Скоро суд. Я пришла сказать Вам, что буду говорить только часть правды. Но Вам я хочу сказать, что я вовсе не хочу, чтобы он пострадал. Он не виноват, во всем виновата Анна Васильевна, к сожалению, я сама долгое время находилась под её влиянием. А сейчас как будто проснулась.

– Почему мне сразу не сообщили, что ты жива? А в милиции знают?

– Видите ли, долгое время я находилась в состоянии комы. Когда Антон привез меня в больницу… В общем, он никому ничего не сообщал. Так было нужно… Чтобы никто не знал, что я осталась жива. Только моя мама знала.

– Ну, и какую же часть правды ты собираешься сообщить на суде? – спросила я, с трудом стараясь восстановить ход событий.

– Расскажу, что Серёжа рассказал мне о плане Галицкой принести моё тело в жертву. Так как он боялся Галицкой, мы вместе придумали этот план. А смерть инсценировали. Конечно, после этого мне нужно было надолго пропасть. Предположим, я жила в тихой забытой деревеньке.

– …и все это время посылала Серёже пламенные приветы. Кто поверит-то? А ты знаешь, что он чуть не убил себя?

– Успокойтесь, Наталья Владимировна. Я Вас понимаю. Но я вообще ничего об этом не знала. Повторяю – я была в больнице!

– Извини, – я поняла, что обвинять её в чем-либо вообще нельзя, потому что она сама – жертва. – Но для суда эта версия абсолютно не годится. Ты видела Серёжу? Как мы ему сможем внушить, что он всё знал заранее? А письмо?

– Нет, не видела.

– Послушай, я устала. Мне нужно всё обдумать. Приходи ко мне домой, когда меня выпишут. Мы придумаем… Мы придумаем какую-нибудь более правдоподобную сказку.

– Да, я поняла. Антон передал для Вас письмо.

Здравствуй, Наташа!

Тебя, вероятно, удивит мое письмо, но отнесись к нему, пожалуйста, как можно более снисходительно. Наверное, тебе уже многие факты стали известны. И ты знаешь мою роль во всей этой истории. Я чувствую необходимость объясниться. Наверное, прежде всего тебя интересует ответ на вопрос, почему я вообще ввязался в эту историю?

Не только по велению служебного долга. Ты никогда не спрашивала меня о моей семье, родителях, вообще – о тех мелких, но в то же время глобальных деталях, которые обычно интересуют людей. Я понимаю, что тебя интересовал только процесс расследования нашего совместного дела.

Подозреваю, что и наш лёгкий и ни к чему не обязывающий роман подчинялся именно все той же главной цели – уничтожить Галицкую. Ведь ты – целеустремленный человек, и в хорошем смысле этого слова «упёртый». Поэтому люди и притягиваются друг к другу – когда есть единая цель, и с таким же наслаждением отталкиваются друг от друга – если становятся друг другу не нужны. Мне искренне жаль, если ты видело во мне лишь средство.