Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

Солнце чуть заметно сдвигалось влево и вниз, белые искры танцевали в нежной воде, бросаясь в глаза яркими вспышками. Далеко, по самой ниточке горизонта важно шел пароход с кранами, похожими на арфы, высокими и красивыми. Справа, на острых скалах, торчащих из воды корявыми великаньими пальцами, привычно препирались бакланы, время от времени расправляя геральдические крылья. Ника вытянула ноги, провела руками по бедрам, покрытым золотистым загаром, и скучно вздохнула, прищуриваясь на белые вспышки солнечной ряби. Хотелось повернуться и окликнуть Пашку скандальным тоном, спросить, ну долго еще ей тут русалку изображать. В кухне посуда не мыта, рыба не чищена — размораживается, а еще ужин надо сделать. Но конспирация есть конспирация. Три дня тому, когда шли по степи к тайной бухте, Пашка объяснил, где именно он будет сидеть в своем убежище, и велел ей не поворачиваться и глазами по камням не шарить.

— А то заметит и все коту под хвост, — сказал мрачно. После остановился, топчась по сухой траве, преувеличенно жестикулируя, как бы попрощался с Никой и побежал обратно к дому.

Чтоб, значит, через полчаса тайной тропинкой подобраться к бухточке с другой стороны.

Ника оперлась на вытянутые руки, свела лопатки и дернула плечом, на которое без устали садилась легкая муха. Всякий раз, когда муха пикировала и касалась кожи, Ника думала о взгляде, который, может быть, ползает сейчас по ее спине. Хорошо, если это Пашкин взгляд. А не чужой. Солнце незаметно сдвинулось еще. Через сверкание воды потянулись редкие чайки, все в одну сторону. Позже они полетят сплошной рассыпчатой чередой, так уж заведено у них, перед закатом улетать на просторные пески бухты Низового. А после они потянутся обратно, оранжевые от низкого солнечного света. Часть останется в тайной бухте, сидеть на песке светлыми тугими комочками, и это будет значить — завтра разыграется ветер. Или — качаться в прибрежной воде. Уверяя — завтра снова ясно и почти безветренно. Опухоль на лодыжке почти спала, хотя повязку из старого чулка Ника все еще носила. Когда шли с Пашкой в первый раз, он озадачился, хмуря брови:

— Ты этот бинт свой, сняла бы что ли. Или покрасившее какой нацепи.

— Угу, — отозвалась Ника, — с бантом. Голубеньким. И еще шляпку. И эдак, раскинуться по песочку зазывно.

— А что? Нужно же приманить! Времени не так чтоб много.

— Паш, перестань. Я и так не верю, что он появится.

— Появится, — уверил Пашка, топая рядом и вдохновенно озирая степные дали, — еще как появится! И тут я его!..

Но Кипишон не появлялся. Послушно отсидев в одиночестве свои полтора часа на песке, изредка окунаясь в воду, и после обсыхая, Ника сворачивала старое покрывало, и кинув его на локоть, карабкалась вверх по тропе среди скал, стараясь не глядеть вправо, где за отвесной скалой, с которой она когда-то чуть не сорвалась, в неровной нише воробьем примостился Пашка с биноклем и ракетницей.

Ниша была удобная — с отличным обзором и вверх, где скалы выползали в степь, и вниз, где на песке располагалась Ника-приманка. Нишей Пашка гордился. Но толку пока от этого не было.

Ника пошарила в скомканном сарафанчике, откопала часики. Ну, все, надо идти. Но так чудно зеленела азовская ранне-осенняя вода, так мягко грело солнышко, притворяясь, что это вовсе не оно месяц назад пылало без всякой жалости, что Ника решила — выкупаюсь, и пойду.

Обсохну по дороге. Накручивая волосы на руку, задумчиво забрала пряди, прищепила заколкой рыхлый узел. И прошлепав по горячему песку, вошла в мелкую воду, полную украшенных водорослями плоских камней. Выбирая куда ступить, медленно продвинулась поглубже и, забыв о том, что волосы забрала специально — не намочить, повалилась ничком в радостную прозрачную зелень. Будто в жидкий мармелад. Плавала, как всегда, не уставая удивляться — белая, прозрачнейшая вода, таскает под собой крупный песок, кажется вот он, руку протяни, а уже глубина выше макушки. Ныряла, плавно уходя вниз, чтоб схватить в горсть желтых зерен и выныривая, засмеяться, отпуская песок обратно. Между песчаных прогалин толпились подводные камни, поросшие кукольными садиками зеленых, коричневых, алых текучих веток и длинных листьев. Прыскали среди них, дружно поворачивая, стайки мелких рыбешек — серебряных и светло-зеленых.