Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

Ласочка что-то говорила шатенке, красиво поводя руками перед пухлым нерешительным личиком, а потом, приобняв за шею, стала шептать в ухо. Та неуверенно заулыбалась в ответ. Отпила из фужера, засмеялась, вытирая глаз. И, зажмурившись, опрокинула в рот остатки спиртного. Ласочка подбадривающе улыбалась, придерживая стеклянную пяточку — пей до дна, до дна… Ника отставила свою рюмку. Ласочка скользнула по ней взглядом и опять равнодушно отвернулась. А потом стол заслонили чужие черные фигуры, грянула музыка, начались танцы, закачались над прыгающими головами цветные бумажные фонарики. Рядом с Тиной грянул о скамью большое тело Митя Павлович, хлопнула пробка, вылетая из бутылки шампанского, официант, значительно улыбаясь, ловко наполнял высокие бокалы и совал их в руки опешившим барышням.

— За любовь, Василина, — густым баритоном сказал Митя и поднял свой бокал над столом. Официант вежливо захлопал. Васька молча коснулась его бокала своим. Тина смеясь, отхлебывала.

Ника тоже выпила полбокала, ставя на стол, увидела — Ласочки нет. И подружки исчезли вместе с ней. Рядом с фужерами, пепельницей и развернутыми недоеденными шоколадками суетился официант, а за ним переминался давешний терпеливый поклонник, держа на плече безутешную брюнетку. Когда стол опустел, бережно свалил свою даму на скамью, и та, положив голову на его плечо, заснула, свесив руку с окурком. Вокруг все прыгало, шаталось и вскрикивало. Мигал свет. У Ники весело болела голова и, кажется, она уже усаживалась, что-то там станцевав. Отпихивая полный бокал, который совал новый Тинин поклонник, прокричала ей:

— Нам пора. Давай, а? Вместо Тины ей ответила Васька, явившись из дымного света в обнимку с молчаливым Митей:

— Ага! Вот щас еще вот и… И унеслась, скрываясь за его необъятными плечами. Ника оглядела стол, удивилась тому, что сидит одна. Захлопала по скатерти, пытаясь поймать сигаретную пачку. Но та унеслась, как Василина, подхваченная чьей-то рукой. Рядом с Никой сидел Токай, улыбался свежим лицом, и от кожаной куртки пахло свежим снежком и зимним морем.

— А… — сказала Ника. Токай встал, дернув молнию, скинул куртку на скамью и поклонился, одновременно уже поднимая Нику за руку и притягивая к себе.

— Вещи, — растерянно сказала та, топчась неловкими ногами, — нельзя, я сижу, вещи.

— Можно, — ответил, щекоча усами висок. Бережно кружил ее, защищая от пляшущей толпы спиной, поворачивал, чтоб никто не задел.

— Ты до сих пор не сказала, как зовут. Он ждал и Ника неохотно ответила:

— Вероника.

— Это знак.

— Что?

— Я встречаю тебя второй раз, и второй раз это сюрприз для меня.

Судьба.

— Ну да. А то вы…

— Ты.

Она кивнула:

— Ладно. А то ты не знал, что я там, в бухте, живу.

— Не знал. Знал, что живет какая-то. Но что такая… да еще Вероника…

— Да ладно.

— Не веришь? — он тихо засмеялся около ее уха. У Ники от напряжения заныла шея — не прикоснуться к его прохладному лицу с теплыми губами.

— Нет.

— Зря. Ты особенная.

— Ну да. Конечно.

— Я думал, выйдет твой муж, а вышла ты. И сейчас, я просто зашел, кое с кем повидаться. И вдруг ты. Это судьба. Он прижал ее к себе и все же коснулся губами уха, потом щеки.

— Я не хочу, — ответила она, напрягая руки, чтоб не давать ему приблизиться вплотную.

— Судьба не спрашивает, — он сделал пару шагов, отступил, держа только ее руку, и усадил за стол, сам садясь напротив. Поднял бутылку, вопросительно глядя. Ника покачала головой, и он бутылку поставил.

— Судьба вон там сидела. Твоя. Наверное, с ней ты и шел… поговорить. Темные веселые глаза раскрылись. Токай повернулся туда, куда показывал Ника. Пожал широкими плечами, обтянутыми серым тонким свитером.

— Не понимаю.

— Да ладно, — снова усомнилась Ника, — она там сидела. Ушла недавно. Ласочка. Ну, белая, из-за которой вы и приехали в бухту!

— Ах, эта! — Токай расхохотался, а Ника тоскливо захотела отобрать у него эти слова и эту интонацию, закричать — не смей, это не ты говорил, не твое! Токай откинулся на спинку и вытянул ноги в темных джинсах. Лениво осматривая зал, вдруг поднял руку, тускло блеснув черным перстнем-печаткой.

— Макс! Привет, Макс, я тут! — за дальним столом девчонка неистово махала рукой в ответ на его ленивое помахивание. Он отвернулся и улыбнулся другому столу. Оттуда, уронив вилку, вскочила рослая дева в замшевой курточке и упала снова, когда он отвернулся.

— Макс! Токай! Привет, Максим! — кричали еще голоса, и Нике показалось, их целая сотня. Он повернулся к ней, отгораживая их обоих широкой спиной от мельтешащего зала:

— Видишь? Меня многие тут знают. А Ласочка, я о ней спрашивал, потому что Беляш попросил. У них любовь.

— И ты его вырубил. Прям там, в степи.

— Да жив он здоров. Тупой, как пробка, вот и получает постоянно. Так что? Куда двинем?

Она в изумлении открыла рот. Так хотелось сказать ему что-нибудь язвительное, расхохотаться в лицо. Но он будто ждал этого сам, чуть прикрыв темные глаза тяжелыми как у грифа веками. И Ника воздержалась от сильных эмоций.

— Никуда. Извини. Я замужем.

— Муж не стенка, можно подвинуть. А?

— Моего нельзя.