Черная коробка маячила впереди и, кажется, совершенно не приближалась. Ника сделала еще несколько шажков. Внизу мерно лаял Цезарь и так же мерно что-то бубнил ему охранник, видимо таская за собой вдоль забора. Все хорошо, убеждала она себя, боясь тяжело дышать. Все… хо-ро-шо. И вдруг ноги задрожали и она, понимая — сейчас сорвется, медленно села, свешивая по стеклу ноги, уцепилась за арматурину, обливаясь потом. Прикрыла глаза, расслабляя звенящие от напряжения мышцы. Куда она идет? А вдруг там ничего, в этой черной коробке? И что тогда? Замерзнуть на крыше, прилипнув к черной стене? Или кричать, прося помощи? Ее снимут… Посмотрела вниз, в одну сторону — там тускло светился забитый летним хламом двор. В другую — пустота перед воротами, и ближе к торцу дома, куда она пробиралась — то самое дерево. Охранника с Цезарем не видно, наверное, отирались ближе к дому, где Нику от них закрывал карниз. Ноги перестали дрожать, и она, собираясь снова подняться, оглянулась проверить, далеко ли ушла. Позади, там, где осталась деревяшка флагштока, стояла фигура.
Вернее не стояла, а торчала по пояс, высовываясь из-за крыши.
Темнела треугольником капюшона. Глядя на Нику своей неразличимой чернотой, фигура вдруг подняла руки, разводя их, как некий сумеречный христос. И в ответ на жест снизу раздался удивленный вопль, смешанный с радостным лаем:
— Гляди! На крыше!
Ника крепче уцепилась за железяку, с ненавистью глядя на черную фигуру. На глаза набегали слезы. Теперь ее точно поймают. Резко заныла шея, и она, отводя затуманенные глаза, вдруг придушенно вскрикнула — за плечи ее схватили мужские руки.
— Так, — сказал, наклоняясь и бережно вздергивая ее, — ну-ка…
— Фотий, — не веря, шмыгала изо всех сил, в надежде, что слезы из глаз исчезнут.
— Дойдешь?
— Д-да… Он плавно шел вперед, чуть пригнувшись, касался ее пальцев своей рукой, отведенной за спину.
— Не торопись.
— Собака там.
— Уже все. Она открыла рот, когда, подпрыгнув, исчез за краем черной дощатой коробки. И тут же сверху протянулись его руки, она вцепилась, и поднялась, скользя подошвами по старым доскам, повалилась на плоскую небольшую крышу. Он лежал рядом и, быстро повернувшись к нему, Ника дрожащей рукой ощупала короткие волосы, лоб, прошлась по носу.
Ахнула — из-за опухшей скулы глянул блестящей щелкой глаз.
— Шла там! По крыше, — доказывал внизу охранник, и Цезарь солидно подтверждал слова своим «гав-гав»…
— Я спущусь, и спрыгнешь. Поймаю.
— Да, — согласилась, не раздумывая. Быстро и плавно сел, согнулся, и снова исчез, будто канул за край.
Ника подползла, со страхом заглядывая вниз, где между частых тонких ветвей шла гладкая стенка без лестницы и уступов.
— Готова? — приглушенный голос донесся не от стены, а чуть дальше, и рядом с Никой медленно легла на крышу толстая ветка, цепляя волосы сухими корявыми пальцами. Стараясь не смотреть вниз, где ужасно далеко мертво светила плитка, перекрытая черной путаницей, она развернулась и, оседлав ветку, поползла, чувствуя, как задирается свитер, и прутья скребут голый живот. Все качалось, и Ника качалась тоже, с ужасом думая — вот сейчас перевернусь и повисну, как ленивец.
— Не налегай, — Фотий поймал ее ногу и поставил в зыбкую развилку, — поворачивайся. С трудом уместив вторую подошву рядом с первой, она качнулась, цепляясь за него дрожащими руками.
— Уже все, — успокоил, отрывая ее от себя, — сюда.
— Где ж все? — она ставила ногу ниже, следуя за ним, другую. У самого ствола, где развилки были широкими, и уже ничего не качалось, Фотий переполз на другую сторону дерева, шагнул по широкой каменной кромке, держась за ветки и пригибая голову. И снова исчез, на этот раз за краем забора. Ника, копируя его движения, перебралась с ветки на камень. Села попой на забор, свешивая ноги. И, вытягивая руки вниз, ухнула в его — протянутые навстречу. Сгибаясь, он быстро ощупал ее плечи и бока.
— Добежишь? Закивала, берясь за его пальцы, сжала их покрепче. Оскалившись, так что в свете пасмурной луны блеснули зубы, Фотий бросился по дороге, в сторону, противоположную той, откуда приехали они с Токаем, удаляясь от домов, от поселка и Ястребиной. Ника бежала рядом, высоко поднимая колени и радуясь тому, что под ногами земля.
Отставала, болтаясь в его руке, как когда-то, в первый раз, когда тащил ее к своей «Ниве». И всхлипывая, засмеялась, увидев на краю песка и заметенной снежком травы покосившийся автомобиль. Далеко за их спинами слышались крики и рычание моторов. Запрыгал по степи беспорядочный свет фар. Фотий рванул дверцу, усаживаясь за руль. Ника упала рядом на переднее сиденье. Двигатель затыркал, смолк и снова кашлянул. Она выпрямилась, глядя, как далекий свет чертит снег левее машины, за головой Фотия.
— Давай же! — заторопила замерзший и не желающий заводиться мотор.
— Угу. Пристегнись!