— Что? А, да, — нащупала тяжелые пряжки, совала их, не попадая, и когда замок щелкнул, машина завелась. И сразу, сильно кренясь, будто прыгнула, проворачивая в снежном песке колеса. Потом они ехали, прыгая на заснеженных буграх, виляя и накреняясь, вышибая из-под колес фонтаны мерцающего снега, смешанного то с вырванными полынными ветками, то с песком. Съехав к самой воде, Нива помчалась, по-прежнему удаляясь в противоположную сторону от Ястребиной, а впереди вырастали темные скалы на границе бухты Низовой. Иногда салон насквозь просвечивали далекие фары тяжело, но быстро идущих следом джипов, Ника сжималась, будто если спрячешься внутри, то и машина станет меньше. Один раз с ужасом глянула на Фотия, открыла рот, тут же клацнув зубами, — он смеялся, зубы блестели и сверкали глаза.
— Держись! Схватилась за что-то, и Нива, вильнув, выскочила на невысокую гривку, отделяющую пляж от степи, понеслась в нетронутую глубину.
Фары прыгали далеко позади.
— Мы уедем? От них?
— Если бензина хватит! Она замолчала, молясь, чтоб хватило. Оглянулась — тут, в степи, за ними не оставалось черной колеи, в низинах снег лежал толстыми подушками. Двигаясь по огромной дуге, Фотий уводил машину в степь за линию курганов. И там, забравшись на изрядное расстояние, плавно изменил направление, поехал уже в сторону Ястребиной, возвращаясь к ней с другой стороны.
— Что молчишь? — спросил, снижая скорость и глядя перед собой.
— Ужасно, — сказала Ника, всхлипывая, — это все ужасно. Ты живой.
— Думал, обрадуешься.
— Я радуюсь. Она снова замолчала, держа на коленях трясущиеся руки и глядя на его четкий профиль.
— Ты как там…
— Ты там почему… Заговорили вместе и тоже вместе замолчали. Потом оба рассмеялись.
Потом Ника заплакала, крутя руками пряжку на животе. Фотий отнял руку от баранки и погладил ее затылок.
— Они… они не приедут в Ястребинку? — спросила дрожащим голосом.
— Пашка там?
— Д-да… должен там.
— Мишане позвонил? Догадался?
— Да! Мы вместе с ним. Догадались. Фотий!
— Что, Ника? Машину тряхнуло, за круглым боком кургана показалась серая колея проселка.
— Я тебя люблю.
Он кивнул.
— Я тоже. Расскажешь, как оказалась там?
— Они тебя били? Лицо у тебя…
— Не виляй. Говори, пока едем.
Ника пересказала события вечера. Все. И как Токай увез ее к гаражам, рассказала тоже, испуганно поглядывая на лицо, укрытое тенью. И — морщась, о том, что видела внизу. И про бассейн.
— А потом я в холле услышала, они говорили. Про Делягу и что повезут их к восьми. И он пошел на лестницу. И я…
Фотий слушал молча. Впереди уже вставало море, схваченное скалами по краям бухты. Скоро справа покажется крыша дома. Его белая стена, обращенная к степи, на которой Ника мечтала нарисовать огромную фреску. Крыша летней веранды, увенчанная толстой мачтой, а парус скоро надо вытаскивать из ангара и ставить на лето.
— А еще на крыше был этот. Черный. В капюшоне. Я его видела уже, в бухте. Пашке рассказывала. Он, этот, замахал руками, показал, где я, когда шла, по крыше, — пожаловалась, сердясь.
— Я тоже увидел его, — сказал Фотий, сворачивая на подъездную дорогу к скалам, — и тогда увидел тебя.
— Ну что ему надо? Теперь я буду бояться. Ходить одна.
— Ты-то? — он усмехнулся и покачал головой. Скалы лениво сдвинулись, открывая площадку, огороженную забором и сеткой-рабицей. Машина встала, и Нику бросило на ремень безопасности. У задней стены дома, где были вкопаны скамьи летнего кинотеатра и деревянные смешные кабинки в виде автомобильных салонов, ярко горели жирные костры. И еще один факел, неровный и смигивающий, догорал на крыше веранды, облизывая мачту.
— Сволочи, — сказал Фотий.
— Там же Паша, — Ника схватила его за колено, — скорее!
— Ника, поклянись.
— Да. Что?
— Ты не скажешь ему, про Марьяну. Поняла? Ни слова о том, где видела ее. Как видела. Мотор заревел, «Нива» кинулась вниз, к запертым воротам.
Тормозя у ворот, Фотий запрокинул голову на грохот железных ступеней. С крыши корпуса слетая через ступеньку, скатывался Пашка.
Загремел засовом. Створка поползла в сторону.
— Пап? В распахнутой штормовке со скинутым капюшоном, развел руки, будто хотел кинуться к отцу, но встал, вытирая тыльной стороной ладони щеку. Опускал другую руку, с зажатой в ней ракетницей. Отец завел машину, Пашка бросился закрывать ворота, хлопнул железом, засовом. Заплясал рядом, сгибаясь и заглядывая Фотию в лицо.
— Блин! Вы вместе. Ага. А Марьяшка? Нашли ее?
— С ней все в порядке. Закрыл? Что тут было?
— Сволочи, дебилы. Пьянь болотная, — Пашка заикнулся и сплюнул, топнул, дергая воротник.
— Ника, проверь засов. И в дом, там всё. Давай-давай, — Фотий обнял сына за плечи. Тот пошел рядом, слегка приваливаясь к отцовскому плечу. Ника, обходя машину, заторопилась следом, сердясь на то, что снова вот слезы, мешают.