И они меня в сарае закрыли. Думали, я совсем сомлел, значит. У Ники дрогнула рука с мокрой салфеткой, капли потекли на шею Фотия, и она рукавом стала вытирать их, ничего не видя от слез.
— Блин, — угрюмо сказал Пашка, — болит, да?
— Как же ты, из закрытого сарая? — подавленная нарисованной воображением картиной, спросила Ника. Фотий расправил плечи под изгвазданной курткой.
— А я, оказалось, не такой уж и старый. Сумел. И совсем уже собрался оттуда валить, как вдруг смотрю — моя молодая жена, да с крутым перцем. Волосы по плечам, смеется, будто на свой день рождения приехала, подарки получать.
— Я ж тебя искала!
— Она за тобой поехала, — вступился Пашка. Фотий улыбнулся, так что заплывший глаз исчез, и скривился, держа у щеки салфетку.
— Да понял, понял. Пашка, наконец, поднял голову. Светлые глаза потемнели и смотрели строго:
— Что делать будем? А с Марьяшкой я сам, поговорю еще. Найду ее.
Завтра.
— Завтра не выйдет, Паша. Мы теперь на осадном положении. А что делать… Он замолчал. И все трое повернулись к распахнутой в коридор двери.
За домом, откуда-то из еле начинающей светлеть степи слышался шум приближающихся машин.
— Пап? — Пашка вскочил. Тот поднялся, кладя на стол мокрую салфетку.
— Возьми ракетницу и во двор. Я зарядил. Дашь сигнал. Да не над воротами, понял? Вверх стреляй.
— Ага, — Пашка метнулся, прогрохотал сапогами, хлопнула дверь.
— Никуся, запрись и не смей выходить. От окон подальше. Он снова быстро приобнял ее, целуя в макушку. Улыбнулся растерянному лицу и дрожащим губам. И вышел следом на сыном. Ника побежала к входной двери, взялась за ручку, не решаясь запереть, отгораживая себя от того, что будет происходить снаружи, за воротами. От Фотия и от Пашки. Вздрогнула, когда бахнул выстрел, ракета, шипя, унеслась вверх, рассыпая зеленые искры под низкими тучами. И встала, крепко держась за дверь и притиснув горящее лицо к холодной щели.
— Эй, — заорал пьяный и злой голос. Раздался удар. Ворота загудели.
— Открывай! Хозяина твоего мы уже того, приласкали.
— Что надо? — Фотий стоял посреди двора неподвижно.
— А? — после паузы удивился голос, — доехал? Это ты там вякаешь, дерьма кусок?
— Доехал, — согласился Фотий.
— А! — обрадовался голос, — ну, прек-прекра-асно, класс, и телка значит наша тут. Ворота снова загудели от удара ногой. Пашка встал рядом с отцом, напряженно расправляя плечи. Две тени легли к самым воротам.
— Идите домой, — крикнул Фотий, — это частная территория.
— Да мы щас твою территорию! — фраза прервалась, и следом полился мат, сразу в несколько глоток. Удары сыпались на железные створки, без толку, но видно нравилось, как гудят.
— Пап, я заряжу, щас, — возбужденно спросил Пашка, но отец покачал головой:
— Бухие. Думают туго. Стой пока. И повел переговоры дальше.
— Я спросил, что надо-то?
— Телку давай! — рявкнул Беляш.
Он стоял рядом с джипом, сунув руки в карманы, зло глядел, как охранники колотят в ворота. Хмель утекал из головы, оставляя тугую холодную ярость. И усталость. Беляш изрядно перебрал в последние пару дней, как случалось все чаще и чаще. И в затуманенном мозгу головная боль смешивалась с обрывками воспоминаний. Кажется, он посрался с Токаем, нехорошо, совсем нехорошо. И это чмо еще пенсионерское, опарафинил перед братками, перед своими же шестерками. Утащил девку, которую собирались попользовать. Там уже и некому считай было, гости ужрались, ну отдал бы молодняку, порадовал. Теперь нужно поучить старпера. А то, авторитет же.
— Хватит, — крикнул своим и те, тяжело дыша, подошли ближе, оставив ворота в покое. Беляш оглядел парней косящими глазами. Еле стоят, падлы. Только Жека, что за рулем, трезвый, да еще Колян. И еще Беляша беспокоило, слишком уж уверенный голос у этого козла, что спрятался за своими жидкими воротами.
— Короче так! Выйди, скажу. Скажу… — он покрутил головой, продышался, и начал снова:
— Телку отдашь, понял? Скажу, что должен теперь. Да выйди, орать мне еще. Он подошел к самым воротам и хмурый Жека, поводя плечами под скрипящей курткой, встал рядом, прислушиваясь к тому, что во дворе.
— Я и так слышу, — голос раздался совсем близко и Беляш на всякий случай отступил на шаг, — говори уже. Чего я там тебе должен.
— Ага. Короче. Трогать я тебя не буду. Белая говорит, саунка у вас тут клевая. Теперь моя. Понял? Гостей буду возить, с города. С биксами.
— Еще что?
— Летом, само-с-собой, летом отстегивать будешь дяде Секе. Мне значит. Половину дохода.
— С-скотина, — прошипел Пашка, сжимая кулаки, — сколько там их? Две тачки?
— Да, — вполголоса ответил Фотий, — человек восемь, так что, стой.
— Ты чо, не понял? Телку давай. И уедем. Считай, договорились.
Ника с похолодевшим сердцем прижималась к двери, глядя на две фигуры у ворот. Что же делать? Прятаться? Спуститься в подвал, и закрыться. И эти сволочи разорят весь двор, куда дотянутся, вырвав сетку из секции забора. А может, достанут и их тоже.
— Ничего я тебе не должен.
Фотий толкнул Пашку в плечо. Тот с готовностью повернулся, увидел, как отец показывает пальцем в сторону степи, на верхний край бухты.