С этого дня июнь потянулся в шуме, суете и пыли. Те, кто остались в корпусе, особо не волновались, ну строится дом, в поселке тоже, то тут, то там кто-то возводит очередные хоромы. А Ника, выходя на пляж, и хмуро озирая бетонные перекрытия, что ложились на вбитые сваи, удивлялась спокойствию мужа. Но что им делать, не знала.
Сперва бригада строителей работала даже ночами. К середине месяца, когда новострой уже стал похож на дом, все несколько замедлилось. Но заскучать новые соседи не дали. Каждый день к сетчатому забору вокруг нового домовладения подруливали машины, оттуда выпрыгивали накачанные парни, вытаскивали визжащих девиц и, располагаясь на песке, много пили, орали, иногда дрались. Бродили по пляжу, выкрикивая матерные любезности, плескались с дикими воплями. Веселье затягивалось и частенько продолжалось до утра. Ника лежала, глядя в смутный потолок, по которому иногда прыгал свет фар, с бессильной ненавистью. Мама с Женькой уехали домой, следом засобирался Мишаня, уныло вздыхая, но Фотий попросил его побыть еще.
— Давай эту комедию до конца досмотрим, — сказал за ужином, и Мишаня вздохнул:
— Думаешь, будет ей конец? Фотий кивнул и поднял руку, топыря пальцы в знаке победы, рассмеялся:
— Два конца будут. Первого дождешься и поезжай.
Через неделю у ворот Ястребинки, лихо разворачиваясь, затормозил черный джип Беляша, украшенный хромированными цацками по всем местам. Вылезая, Беляш нажал на клаксон, встал рядом, не отпуская.
Под злое гудение Фотий спустился с крыльца, открыл калитку и вопросительно посмотрел в веснушчатое яростное лицо. Беляш отпустил кнопку и шагнул вперед. Ветер задергал широкие рукава гавайской рубашки в пальмах и обезьянах.
— Ты, козлина! Думаешь, такой хитренький? Думаешь, Секу обскакал?
Да я вас взорву к едреням, за грузовик вы мне своими кишками ответите! И за эту фигову бумажку тоже! Взорву!
— Рискни, — посоветовал Фотий, суя руки в карманы. Беляш подскочил почти вплотную, снизу с яростью завел долгий матерный монолог, захлебываясь и плюясь. Под насмешливое молчание Фотия харкнул на траву и, залезая в машину, с треском захлопнул дверцу. В открытое окно пообещал с угрозой:
— А тусоваться мы все равно сюда будем ездить, ты понял? Глаза тебе помозолим, как следует, как умеем.
Позже, сидя на крылечке и наслаждаясь внезапной тишиной, Ника сказала:
— Ну, насчет обскакал я, кажется, поняла. Бумаги пришли, да? Мишаня раскланялся, прижимая пухлую ладошку к животу, и гордо выпрямился. Фотий кивнул:
— Пришли бумаги от Марины. Вернее, от ее подруги. Территория Ястребиной бухты плюс двадцатикилометровая прибрежная зона к востоку от нее получила официальный статус природного заповедника. Теперь тут нельзя строить, нельзя ставить машины на пляже. Нельзя жечь костры и выходить в море на катерах и лодках без разрешения на каждый выход.
— Ого! А мы? А как же мы?
— А мы теперь состоим в должности хранителей природного парка. И дом наш — это постройка официально разрешенная.
— А-а-а! — Ника вскочила, протанцевала до кустов и вернулась обратно, сделала реверанс отдыхающим, что захлопали с веранд. Снова плюхнулась на ступеньки, целуя Фотия в шею. Мишаня уселся рядом, показывая на свою щеку, заросшую черной щетиной. И его Ника расцеловала, в обе щеки.
— Так, — сказала, немного остыв, — ну, веселиться они тут будут, я поняла. Но грузовик, чего это он приплел? Мишаня закудахтал, снимая очки и вытирая их подолом майки.
— Утром сегодня, везли керамзит. Что там увидел шофер, неизвестно, но дернул машину и загнал в овражек, всю эту шелуху вывалил, и сам еле выскочил. Потом три часа трактором вытягивали грузовичок.
— Ага. Значит, мы виноваты еще и в том, что шофер его допился до розовых слонов? Какой же он урод, этот Беляш!
— Слоны не слоны, но был трезвый. С утра. Сказал, морок на него напустили. Простой человек, или верит или придумал, но Аленка пересказывала, в магазине аж креститься стал, и все оглядывался.
— В магазине, — задумчиво сказала Ника, — ну да, деревенский клуб, где же еще новости… Кажется, мне пора в магазин сходить. Может, и я что сумею сделать, обскачу вас, Миша.
— Я самый умный, — немедленно ответил Мишаня, — пока вы тут предавались унынию, первый раунд — за мной. Феденька, а ты что же молчишь? Ника-победи-ка выходит на тропу войны. А ты что же? Фотий слегка улыбнулся:
— Как вам надоест суетиться, тогда и я кое-что сделаю. Вернее, мы сделаем. Я и Ястребиная.
— Ну-ну, — недоверчиво сказал Мишаня. И со вздохом отправился в номер паковать вещи. Ему пора было ехать, а еще предстояло решить, как забрать с собой три рюкзака ценнейшего хлама, и где его разместить дома так, чтоб не сразу заметила Марина, когда понаедет из Москвы.