Глава 16 В магазин Ника отправилась ранним утром. Отдыхающие в это время еще спят, и в прохладной бетонной коробке с широким стеклом витрины, что выходит на автобусную остановку, если и будет народ, то пара-тройка своих, поселковых. А даже если никого, то уж продавщица тетя Валя ее выслушает. Дальше все заработает само собой. Наступая на пятки собственной тени, которая купалась в тихой утренней воде, Ника решила заранее ничего не думать, пусть оно как-то само. Позади плелся сонный Пашка, зевал с упреком, слышно было, как выворачиваются, щелкая, челюсти, но Ника не оборачивалась — сам увязался. Вдруг вспомнил о черном капюшоне, и решил побыть Нике охраной, хотя она убеждала — да вокруг сплошной народ, рыбаки мелькают, и профессора столичные бегают интеллигентной трусцой, радостно жмурясь на утреннее солнце.
— Мало ли, — авторитетно пресек возражения Пашка. И вот шлепает по воде, зевает так, что у Ники тоже сладко сворачивается набок челюсть. Слева замаячил безобразный котлован, прикрытый сквозной бетонной коробкой — строители Беляша успели положить перекрытия, а передней стены так и нет. Ника сердито отвернулась, чтоб не расстраиваться.
Такой прекрасный был вид, а теперь будет стоять тут эта… это… одоробло, вспомнила слово из лексикона Василины. Запретили строить дом, но разбирать же никто не приедет. Пашка перестал зевать и догнал ее, пошел рядом, подобравшись и внимательно глядя в черные квадраты под светлыми бетонными блоками.
— Тачка там, на горке, за домом. Это те, что вечером бухали.
— Да вон один валяется, — Ника дернула подбородком и повела плечами, схваченными лямками старого рюкзачка. На остатках пологого склона, разбросав по колючкам ноги в задранных штанинах, спал парень с багровым запрокинутым лицом.
Дергал рукой, видно, стряхивая во сне муравьев. Остальные, скорее всего, расположились рядом с машиной или в гулкой пустоте первого этажа. Посреди пляжа чернело разваленное кострище, забросанное бутылками и смятыми пакетами. Ника украдкой посмотрела, как Пашка настороженно рыскает глазами по рыхлым глинистым отвалам, по черным дырам этажей. Наверное, надеется увидеть Марьяну, и боится, а вдруг увидит. Она пошла быстрее. Чего она за него думает! Он мужчина, может, уже и забыл девчонку, вон за эти три месяца сколько дамочек переводил в свою халабуду на крыше ангара. И ведь не скажешь ему ничего. Пусть сам разбирается со своими чувствами.
— Чего злишься, — вдруг задушевно сказал за спиной Пашка, — смешная ты, у тебя прям по спине видно, как ты меня честишь. О! Уже не злишься. Ника расхохоталась, шлепая и разбрызгивая воду босыми ногами. У магазина Пашка помахал ей коричневой лапой:
— Скупляйся. Я через полчаса вернусь, мне тут, надо кой-что. И насвистывая, исчез за углом. Ну да, подумала Ника, полчаса ему.
Опять полезет через забор и в окошко к этой, из Питера, не зря она вчера утюжила песок взад и вперед у Ястребинки, шею тянула, Пашечку выглядывала.
В магазине было как всегда по утрам успокоительно гулко. Тетя Валя таскала коробки с шоколадками, сдувала с носа черную с сединой прядь и командовала мрачным грузчиком, который заносил в подсобку ящики. У прилавка стояли две женщины, ждали, когда она освободится и выдаст им за полцены черствых батонов и буханок — на корм гусям и курям.
Дядя Петрович, опираясь на прилавок, рассматривал цены на консервных банках. Видно собирался на пару дней порыбачить и пополнял запасы. Бухнув на стол в углу последнюю коробку, тетя Валя одернула засаленный белый халат и прошла за стеклянные витрины к весам.
Увидела за покупательницами Веронику.
— А-а-а, Верочка! Вы уже и вернулись с вашего похода? Как съездили? Женщины повернулись, как по команде, с жарким любопытством разглядывая Нику.
— Здрасти, тетя Валя. Доброе утро, Ираида Матвеевна, и вам, теть Лариса. Хорошо, съездили, спасибо. Тетя Валя сложила руки на животе, поцыкала сочувственно.
— У нас все говорят. Про новых ваших соседей. Весело вам будет, а?
— Валя, ты дай мне консерву, а потом трепи языком, — мрачно вклинился дядя Петрович. Тетя Валя сунула на прилавок банки с кабачковой икрой и сгущенкой.
Не глядя, взяла бумажки, запихала в ящичек кассы. И снова навалилась на прилавок, с нетерпением ожидая ответа. Петрович, бормоча, запихал покупки в полиэтиленовый пакет с картинками, встал в дверях, закуривая. Ника пожала плечами, становясь рядом с тетками. Сказала звонко, чтоб и Петровичу было слышно.
— Да верно, криков уже — каждую ночь. Гуляют. Костры жгут. Как еще не утоп никто.
— Да… да… — женщины послушно качали головами.
— Вот только не знают, что ли, — как бы мимоходом удивилась Ника, разглядывая в витрине скомканные соевые котлеты, — место там, нехорошее, скажем, место. Дамы придвинулись вплотную, тетя Валя накрыла прилавок животом.
Петрович на пороге перестал кашлять.
— Нехорошее? А чего ж нехорошее, Верочка?
— Я думала, знаете. Вы же местные? — она обвела взглядом женщин, и те закивали, подтверждая.