Голос у Марины был сильный, гулкий, будто не говорила, а дудела в трубу. И сама казалась Нике похожей на такую, свернутую тугой улиткой с широким раструбом – геликон, что ли, называется. Не потому что была скручена или толста, а так же – ладно собрана и бронзово уверена в своих действиях и словах.
Коротко кивнув Фотию, Марина устремилась к дому, встала, твердо оглядывая фасад и уперев в бока крепкие ручки. Сверкнули очки в тонкой золотистой оправе.
- Михаил? Подойди и зафиксируй.
Из-за угла вышел Мишаня, вздыхая, выудил из кармана мятых брюк новенький блокнот в кожаной блестящей обложке. Повесил над исписанным листом клювик авторучки.
- Каждый номер, - прогудела Марина, - необходимо отделить от соседнего полотняной гардиной. Это обеспечит отдыхающим личное пространство. И – уют!
Последнее слово упало увесистой гирькой. Мишаня послушно закорябал ручкой. Кашлянул, и Марина оглянулась выжидательно.
- Мариночка, а ходить? Туда-сюда, как ходить, если гардины эти?
Та закатила круглые глаза.
- Пиши, горе. Гардины закреплены на карнизах, на-кар-ни-зах, и сдвигаются! Прошли и за собой задвинули. Сохраняя…
- Я понял, понял – уют.
- У детской площадки, - повела Марина рукой.
За углом Пашка прихлопнул рот рукой и сделал большие глаза. Ника сдавленно захихикала, сгибаясь на старом бочонке.
Мишаня вдруг закрыл блокнот и, повышая голос, перебил жену:
- Фиксация отменяется. Сейчас мы с тобой пойдем купальный сезон открывать.
Марина минуту подумала, с сожалением оглядывая не охваченное заботами пространство.
- А где же молодые? Они нам составят компанию?
- Нет, - поспешно отказался Мишаня, - сами пойдем. А Вероника и Павел, они очень-очень заняты! Воплощают в жизнь твои рекомендации, прямо сейчас вот.
Марина кивнула, мол, кто бы сомневался. И твердо топая полными ногами, устремилась к веранде первого этажа. Мишаня сунулся следом, но она выразительно посмотрела и захлопнула дверь перед толстым носом бывшего мужа.
Пашка высунулся из-за угла и шепотом докладывал Нике:
- Не пустила. Пошел облачаться к себе. О, гремит там, внутри. Наверное, букет готовит. Ника, у тебя сомбреро есть?
- Откуда ж? А зачем?
- Здрасти! Мишаня будет предложение делать, а мы как грянем из-за скалы, серенаду.
Ника откинулась к теплой стене и захохотала, представив, как они с Пашкой, в сомбрерах, умильно скалясь, выходят с гитарами и трясут бахромой на рукавах.
Через пять минут Марина выплыла из своего отдельного номера (Мишаня робко надеялся, что после предложения руки и сердца ему будет позволено выехать из своего холостяцкого и воцариться рядом), таща в руке плетеную кошелку, украшенную пластмассовыми цветами. Мишаня из своего вышел, пятясь, путаясь на ходу в тяжелом пакете с оттопыренными боками, складном зонте и повешенных на шею ластах, связанных тесемкой.
Марина подозрительно оглядела звякающий пакет и улыбнулась Нике с Пашкой, которые, как два ангела, сидели на корточках посреди садика и копали ямки под цветы.
- Деточки, мы вас ждем, - она подняла руку с часами, поразмышляла, - через… час и пятнадцать минут… в пятидесяти метрах от правого края бухты, если стоять лицом к воде… и с собой ничего не берите, кроме пары шезлонгов, зонтика, двух полотенец, обязательно головные уборы, крем для загара, от загара не надо у меня есть, и… ах да, и Федя тоже пусть с вами приходит.
Поправляя наверченное до подмышек алое парео с большим цветком пониже спины, Марина устремилась по дорожке, докладывая поспешающему Мишане:
- У этого места прекрасная энергетика, просто прекра-а-асная. Дальше, влево, там хуже. Я ощущаю волны негатива. Скажи Федору, чтобы не расширял границ в сторону поселка.
- Хорошо, Мариночка, - соглашался Мишаня, роняя зонтик, - волны, негатив, кому сказать?
- Горе мое! – бывшая жена всплеснула незагорелыми ручками, скрываясь за поворотом, ведущим вниз, к пляжу, - да Фотию своему, Фо-ти-ю!
- Не расширять… - донесся послушный мишанин тенор.
Ника и Пашка переглянулись. Вместе вскочили и, отряхивая руки, бросились к маленькому дому.
- Я первый!
- Нет, я, я первей подумала!
- Та. Я немножко и тебе отдам.
- Еще чего!
На звон железных ступеней из ангара вышел Фотий и, вытирая промасленной тряпкой руки, запрокинул лицо, глядя туда, где за парапетом крыши уже торчали две башки и сверкали стекла бинокля.
- Без вас хоть что-то может обойтись в Ястребиной? Дайте вы людям побыть наедине!
- Пап, да ну. А вдруг он не сумеет? Отдай цейса, Ника. Ща уроню ж тебя с крыши.
- Подожди… О-о-о!
- Что? – засуетился Пашка, толкая ее плечом.
- Что? – заинтересовался снизу Фотий, - ну, что там?
- На колено встал! Цветы! Паш, и правда, цветы, елки-палки!
Фотий внизу засмеялся.
- Подожди, у него там и шампанское в кульке. Все магазины обегал, пока я ждал. Все искал то самое. Как в первый раз, значит.
- Ника! – грозно сказал Пашка.