Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

- Тебе обидно, что он выбрал меня. Вот и стал плохой.

- Господи, Марьяша, даже не знаю, что и сказать. Чушь какая.

- А не говори. Я скажу.

Марьяна снова посмотрела на часы.

- Я тебе расскажу, как все было. Если захочешь, можешь нашим пересказать. Мне плевать, будут они знать или нет. Я с самого начала…

Ника подняла круглый подбородок, с вызовом и ожиданием глядя на Марьяну.

- Ну, давай.

Две молодые женщины молчали. Одна – с модной мальчиковой стрижкой, смотрела на море, щурясь от сверкания воды. И все крепче обхватывала смуглые колени, будто замерзала под теплым ласковым солнцем. Вторая – в черной футболке, с растрепанной волной каштановых длинных волос, в вытертых джинсах с широким солдатским ремнем на тонкой талии, ждала…

Через сверкание черной кляксой пролетел баклан, будто им выстрелили из рогатки, в замедленной съемке. На брошенную в песок туфельку села божья коровка, проползла до острого каблука, раскрыла сундучковые жестяные крылышки. И улетела, мягко поблескивая другими – бережно хранимыми для полетов.

- Мы в Симфе с ней познакомились. С Ласочкой. Я и еще две девчонки. Они из Багрова обе, ну и смеялись, о, мы землячки, мы деревенщина. Сидели, в парке. Курили. А она стала спрашивать, ерунду всякую, сказала, ищет брата, поругались, уехал, и ей негде ночевать. Ну, я ее в общагу привела к нам. Такая блин, прям сестренка. Всему радуется. Даже сраному общему сортиру на этаже. Потом убежала звонить и вернулась, я говорит, завтра утром уезжаю, спасибо, спасибо, спасли! И тащит нас в ресторан, значит, в благодарность. Вика не пошла. А мы с Танюхой… мы согласились. Ну чего, думаю, посидим, пару часов, вместе и вернемся. Она кричит, обижусь, если не пойдете. А там – рядом, главное, понимаешь? До общаги добежать – три минуты. Ну, все равно что у нашего подъезда на лавке бы сидели. Небольшой такой ресторанчик, уютный.

Она еле выговорила последнее слово и замолчала, раскачиваясь на камне. Ника передернулась, вспоминая, как Ласочка придерживала донышко стеклянного фужера – пей до дна.

- В общем, мы сели. Как официант подошел, я еще помню. Помню даже салат какой-то. Я еще удивилась, кричала про угощу, а заказала три салатика и бутылку. Я подумала, ну мало ли, похвасталась. А, ладно. Потом я глаза открыла, а руки…

Она замолчала, прикусывая губу мелкими ровными зубами. Отпустила, сильно вдыхая воздух и, справившись, глухо продолжила:

- Привязаны руки. Не могу. Смотрю, а все плывет, перед глазами, и вспыхивает. Ярко так. До слез. И опять. А они ходят. С этим своим. Г…голые все. Ржут. А я встать не могу. Коленки вижу. И… и дальше, где кровать кончается, там парень стоит, серьезный такой. Лицо серьезное. Я крикнула. Я думала – он один, не такой. Не ржет. А он снима-а-ает. Меня.

Ника нагнулась, обхватывая Марьяну за плечи. Курточка поползла вверх, топорща широкий ворот, и под ней все тряслось, дергалось. Как тряслись губы на побелевшем смуглом лице. Всхлипнув, Марьяна высвободилась, поправляя куртку.

- И Беляш там был. А эта – она сидела в кресле, лежала почти, ноги закинула и смеется. Я думала, это, наверное, кошмар какой-то. И тут позвали его. Он штаны напялил. Пузо висит, белое, как у жабы. Вернулся, а с ним Макс. Увидел и эту штуку, ну с камерой, кулаком сшиб.

Повернулась к Нике, произнесла тихо и раздельно:

- Он меня спас. Вытащил. Из гадюшника этого. И отвез. Обратно. Я еду и посмотреть на него боюсь. Он красивый такой, серьезный. А я там – валялась. Как блядь последняя какая. А он привез и мне – руку мне поцеловал. Говорит, ты не бойся. Ничего не бойся, девочка. И еще за них, за козлов этих, прощения попросил. Я тогда в Ястребинку две недели не приезжала. А как я могла? Пашке я что скажу? А Фотию в глаза как смотреть?

Ника молчала.

- И ты еще, - горько улыбнулась Марьяна, - с тобой как? Глаза раскроешь и весь мир любишь. Я прям готова была голову разбить об стенку, думаю еще увижу, как ты на меня смотришь, утоплюсь к едреням собачьим.

- Марьяша, я тебя люблю, а не весь мир, - сказала Ника и прижала руки к щекам, - не слушай, я мелю. Нет, я не вру. Но я так.

- Я думала, пусть оно немножко хотя бы забудется. Ника… я ведь даже не знаю, кто из них, от кого я.

- О, Господи. Ты, так ты тогда?

- Сказал Пашка да? – мрачно усмехнулась Марьяна, - трепло долговязое.

- Ну и сказал. Не отцу же говорить.

- Извини. Ты права, он щенок совсем. Куда ж мне его еще мучить? Своими бедами. В общем, когда месячные не пришли, я к врачу пошла, в Симфе. Фамилию выдумала, и адрес. А врачиха мне говорит, как вы мне надоели, ты хоть бы адрес придумала правильный, нет такого дома, на той улице. И я лежу, красная, думаю, плевать, главное, чтоб просто задержка. В общем, нет.

- И Токай вдруг случайно? Вы встретились?

- Нет. Я сама его нашла. На базаре, где фарца. Я пришла и его позвала в сторону. Ника, он меня отвез в клинику. Заплатил. И забрал меня тоже он. Ничего не спрашивал, сказал – надо будет, вот телефон, звони. Понимаешь, какой он? Другой бы. Сказал бы да ты просто грязь, шалава. А он…